Константин Бальмонт - Полное собрание стихотворений

Славянский Просиней, в сосульках весь, Январь,
Как будто Новый Год, как будто смотрит в старь,
Поставлен Декабрем, и словно в правду царь.

Морозит, и казнит, и носит горностаи,
Пощады от него в лесу не ожидай,
А все же знает сам, что будет Март и Май.

Хотя у Января и долог белый зуб,
Хоть золотом лучей по-старчески он скуп,
Труби в метель-трубу, – что толку в ревах труб?

Едва Январь вошел в хрустальный свой дворец, —
Раскрыла чуточку Весна цветной ларец,
И стали дни расти и петь Зиме конец.

Поют они, поют, и луч на них блеснет,
Поют они, что вот снежинкам спутан счет,
Что льды-то хороши, а тает все ж и лед.

И слушает Январь, бледнеет, побелел,
Синеет, весь застыл, увидел свой предел,
Так, Просинец, синей, конец тебе приспел.

Февраль – Сечень, Февраль – печаль,
Короткий день, а дня нам жаль,
Короткий день, и длится ночь.
Тут как менять? Тут как помочь?

Февраль, он крут, Февраль, он лют,
Ему лишь ветры стих поют.
Сечет он снегом лица нам,
Сечет он зиму пополам.

Февраль – предатель. Бойся тот,
Кому Февраль теплом дохнет.
Он греет час, в обманах дней,
Чтоб ночью было холодней.

Март капризный, Март безумный, Итальянцы говорят,
Месяц тот, что пред Апрелем – так его, боясь,
крестят.

Стонут мартовские кошки, в нашем сердце
и на крыше,
И сказать нам невозможно, где свирепее, где тише.

Март у матери взял шубу – продал мех на третий
день,
Март неверный, Март смеется, Март рыдает, свет
и тень.

Март ворчит как старый старец, Март лепечет
как ребенок,
Март приходит львом могучим, а уходит как
ягненок.

Входит в кровь и в сновиденья, влажным делает
наш взгляд,
Март безумный, Март безумный, Итальянцы говорят.

Апрель – разымчивый Цветень,
Апрель – сплошной Егорьев день,
В упорной схватке свет и тень.

Пучинный месяц, жив прилив,
Разлив широк, поток красив,
От мига – час для новых нив.

Последних льдинок тонкий звон,
Прилет крылатых завершен,
Поют и вьют, вступают в сон.

Но все ж, хоть много снов зажглось,
Двенадцать раз седой Мороз
Посеребрит луга, откос.

И будет рыжая Луна,
Врагиня грез, она страшна,
Цветам в ней ржавчина одна.

Но если холод – лиходей,
Егорий есть в разливе дней,
Защита трав, полей, зверей.

На белом ездит он коне,
И щит его в живом огне,
Седло в цветочной пелене.

Он появляется в лесах,
Весь в красном золоте, в звездах,
Златые кудри – в жемчугах.

И зверю он дает наказ,
Пчеле велит, чтобы зажглась,
Покинув улей в ранний час.

Егорий едет – слышишь гром?
Егорий рушил водоем,
Егорий, песнь тебе поем,

Май, Май,
Светлый рай,
Обнимай да не замай.
Май, Май,
Цветничок,
В роще светленький лужок.

Май, Май,
Свежий сон,
Колокольцев нежный звон.
Ландыш здесь,
И ландыш тут,
Это ландыши поют.

Май, Май,
Нежный весь,
Шепот там, и смехи здесь.
Как струна,
Из ветвей,
Звонко кличет соловей.

Май, Май,
Ты – Весна,
Ты – окошко для зерна.
Вдруг пошлешь
Даже снег,
На часок, для больших нег.

Май, Май,
Ты хорош,
Не забыл ни цвет, ни рожь.
Май, Май,
Ты – уста,
Трепет тела, красота.

Май, Май,
В коноплю,
В лен влагаешь ты «Люблю».
Сказок рай,
Урожай,
Поцелуй нас, Май, Май.

Июнь, непостижно-короткая ночь,
Вся прозрачная, вся просветленная.
Кто родится в Июне, никак одному не сумеет помочь:
В душе его век будет греза влюбленная,
Душа его будет бессонная.

В зеленом Июне цветут все цветы,
Густеет осока прохладными свитками,
Белеет купава, как стынущий лик чистоты,
Дрема навевает вещательность сонной мечты,
О маленьком счастьи безмолвную речь
с маргаритками
Ведет незабудка, и шепчет: «Припомнишь ли ты?»
Цветет и влюбляет ночная фиалка пахучая,
И рдеют сердечки гвоздик луговых.
Кто в Июне войдет в этот мир, каждый цвет,
его сладостно мучая,
Будет сердцу внушать, что любить нужно их,
Эти сны, лепестки, и душа его станет певучая,
Расцвеченная, жгучая.

И в Июне, в Иванову ночь,
Он искать будет папороть-цвет,
На вопрос невозможный – желанный ответ,
На вопрос, что, мелькнув, уж не скроется прочь.
И Иванова ночь озаренная
Даст, быть может, огонь златоцветный ему,
Чтоб удвоить, за мигом сияния, тьму,
Чтоб в единственный час,
Где минута с минутой – как искра спаленная,
Тайный папорот-цвет, излучившись, погас,
Чтоб в душе его песнь задрожала стозвонная,
Чтоб душа его стала бессонная.

Июль – верхушка Лета,
В полях, в сердцах страда.
В цвету – все волны света,
Цветет – сама вода.

Цветет все ярко-ярко,
Расплавлен самый день,
Все дышит жарко-жарко,
Жужжит, и жжет слепень.

В Июле хоть разденься,
Не станет холодней.
Гроза, вскипи и вспенься,
Спусти дождей с цепей.

Так ноют ноги, руки,
О, Лета перелом,
Мне легче эти муки,
Когда я с кем вдвоем.

Сияй же мне, зарница,
И молнией мне будь,
Лети же в сердце, птица,
Открой мне в Вечность грудь.

Греми же, колесница
Венчанного Ильи,
Окутай, огневица,
Все помыслы мои.

Зарничник, Зарев, Ленорост,
Дожать, вспахать, посеять,
Пожары сел, паденье звезд,
Пожары листьев, звездный мост.
Куда? И что лелеять?

Серпы нагреты, а свежей,
Чем было там, в Июле,
Все песни спеты, и слышней,
Чем песня, крики журавлей.
Вон, в Небе потонули.

Усекновение главы
Великого Предтечи,
Успенье, Спасы, все ли вы
Собрали все с стеблей травы,
И все ль свершились встречи?

Нам много ль яблоков дано,
Орехов, урожая?
Копейка, хлеб, закром, гумно,
И снова брошено зерно,
И озимь – вот, живая.

Но были ласточки – и нет,
Цветок пылал – и где же?
Он в листьях, в мертвых – пламецвет,
Стригут овец, и Год одет,
Но реже Солнце, реже.

Вовсе Лето проводили,
И как будто легче нам,
Все скосили, в полной силе,
Все пожали, по домам.