Эдгар По - Ворон(переводы)

"Вещий иль исчадье ада! Будет ли душе отрада,

истерзавшейся от скорби? Снимется ль с нее запрет

и дарует Всемогущий ликоваться в райской куще

с той душою присносущей, имя чье – небесный свет,

с лучезарною Ленорой, имя чье – блаженный свет?"

А вещун: "Возврата нет!"

"Это слово – знак разлуки! – я вскричал от новой муки.-

В одиночестве укрыться вечный я даю обет!

И не жди здесь до утра ты! Прочь! И не оставь пера ты

Черным символом утраты! Мчись туда, где адский свет!

Вещий лгун! Вынь клюв из сердца! Прочь туда, где адский свет!"

Но вещун: "Возврата нет!"

И сидит, сидит с тех пор он, полусонный черный ворон,

И в упор глядит он с бюста над дверями в кабинет.

Жгуче дремлют в тусклом свете очи дьявольские эти,

И недвижна на паркете тень его, как мрачный след,

И душе моей из тени, мрачной, точно вечный след,

Ввысь вовек возврата нет.

Поэма

Когда в угрюмый час ночной,

Однажды, бледный и больной,

Над грудой книг работал я,

Ко мне, в минуту забытья,

Невнятный стук дошел извне,

Как будто кто стучал ко мне,

Тихонько в дверь мою стучал -

И я, взволнованный, сказал:

"Должно быть так, наверно, так -

То поздний путник в этот мрак

Стучится в дверь, стучит ко мне

И робко просится извне

В приют жилища моего:

То гость – и больше ничего".

То было в хмуром декабре.

Стояла стужа на дворе,

В камине уголь догорал

И, потухая, обливал

Багряным светом потолок,

И я читал… но я не мог

Увлечься мудростью страниц…

В тени опущенных ресниц

Носился образ предо мной

Подруги светлой, неземной,

Чей дух средь ангельских имен

Ленорой в небе наречен,

Но здесь, исчезнув без следа,

Утратил имя – навсегда!

А шорох шелковых завес

Меня ласкал – и в мир чудес

Я, будто сонный, улетал,

И страх, мне чуждый, проникал

В мою встревоженную грудь.

Тогда, желая чем-нибудь

Биенье сердца укротить,

Я стал рассеянно твердить:

"То поздний гость стучит ко мне

И робко просится извне,

В приют жилища моего:

То гость – и больше ничего".

От звука собственных речей

Я ощутил себя храбрей

И внятно, громко произнес:

"Кого бы случай ни принес,

Кто вы, скажите, я молю,

Просящий входа в дверь мою?

Простите мне: ваш легкий стук

Имел такой неясный звук,

Что, я клянусь, казалось мне,

Я услыхал его во сне".

Тогда, собрав остаток сил,

Я настежь дверь свою открыл:

Вокруг жилища моего

Был мрак – и больше ничего.

Застыв на месте, я впотьмах

Изведал снова тот же страх,

И средь полночной тишины

Передо мной витали сны,

Каких в обители земной

Не знал никто – никто живой!

Но все по-прежнему кругом

Молчало в сумраке ночном,

Лишь звук один я услыхал:

"Ленора!" – кто-то прошептал…

Увы! я сам то имя звал,

И эхо нелюдимых скал

В ответ шепнуло мне его,

Тот звук – и больше ничего.

Я снова в комнату вошел,

И снова стук ко мне дошел

Сильней и резче, – и опять

Я стал тревожно повторять:

"Я убежден, уверен в том,

Что кто-то скрылся за окном.

Я должен выведать секрет,

Дознаться, прав я или нет?

Пускай лишь сердце отдохнет, -

Оно, наверное, найдет

Разгадку страха моего:

То вихрь – и больше ничего".

С тревогой штору поднял я -

И, звучно крыльями шумя,

Огромный ворон пролетел

Спокойно, медленно – и сел

Без церемоний, без затей,

Над дверью комнаты моей.

На бюст Паллады взгромоздясь,

На нем удобно поместясь,

Серьезен, холоден, угрюм,

Как будто полон важных дум,

Как будто прислан от кого, -

Он сел – и больше ничего.

И этот гость угрюмый мой

Своею строгостью немой

Улыбку вызвал у меня.

"Старинный ворон! – молвил я, -

Хоть ты без шлема и щита,

Но видно кровь твоя чиста,

Страны полуночной гонец!

Скажи мне, храбрый молодец,

Как звать тебя? Поведай мне

Свой титул в доблестной стране,

Тебя направившей сюда?"

Он каркнул: "Больше-никогда!"

Я был не мало изумлен,

Что на вопрос ответил он.

Конечно, вздорный этот крик

Мне в раны сердца не проник,

Но кто же видел из людей

Над дверью комнаты своей,

На белом бюсте, в вышине,

И на яву, а не во сне,

Такую птицу пред собой,

Чтоб речью внятною людской

Сказала имя без труда,

Назвавшись: Больше-никогда?!

Но ворон был угрюм и нем.

Он удовольствовался тем,

Что слово страшное сказал, -

Как будто в нем он исчерпал

Всю глубь души – и сверх того

Не мог добавить ничего.

Он все недвижным пребывал,

И я рассеянно шептал:

"Мои надежды и друзья

Давно покинули меня…

Пройдут часы, исчезнет ночь -

Уйдет и он за нею прочь,

Увы, и он уйдет туда!…"

Он каркнул: "Больше никогда!"

Такой осмысленный ответ

Меня смутил. "Сомненья нет, -

Подумал я, – печали стон

Им был случайно заучен.

Ему внушил припев один

Его покойный господин.

То был несчастный человек,

Гонимый горем целый век,

Привыкший плакать и грустить,

И ворон стал за ним твердить

Слова любимые его,

Когда из сердца своего

К мечтам, погибшим без следа,

Взывал он: "Больше никогда!"

Но ворон вновь меня развлек,

И тотчас кресло я привлек

Поближе к бюсту и к дверям

Напротив ворона – и там,

В подушках бархатных своих,

Я приютился и затих,

Стараясь сердцем разгадать,

Стремясь добиться и узнать,

О чем тот ворон думать мог,

Худой, уродливый пророк,

Печальный ворон древних дней,

И что таил в душе своей,

И что сказать хотел, когда

Он каркал: "Больше никогда?"

И я прервал беседу с ним,

Отдавшись помыслам своим,

А он пронизывал меня

Глазами, полными огня -

И я над тайной роковой

Тем глубже мучился душой,

Склонившись на руку челом…

А лампа трепетным лучом

Ласкала бархат голубой,

Где след головки неземной

Еще, казалось, не остыл,

Головки той, что я любил,

И что кудрей своих сюда

Не склонит больше никогда!…

И в этот миг казалось мне,

Как будто в сонной тишине

Курился ладан из кадил,

И будто рой небесных сил

Носился в комнате без слов,

И будто вдоль моих ковров

Святой, невидимой толпы

Скользили легкие стопы…

И я с надеждою вскричал:

"Господь! Ты ангелов прислал

Меня забвеньем упоить…

О! дай Ленору мне забыть!"

Но мрачный ворон, как всегда,

Мне каркнул: "Больше никогда!"

"О, дух иль тварь, предвестник бед,

Печальный ворон древних лет! -

Воскликнул я. – Будь образ твой

Извергнут бурею ночной

Иль послан дьяволом самим,