Андрей Белянин - Пастух медведей

Мы не привыкли пятиться —
Жизнь приказала: «В строй!»
И Муза в легком платьице
Отправилась за мной.
А командир, как в варево,
Меня в Устав, грозя:
— Здесь, матерь вашу, армия!
Здесь с бабою нельзя!
Ну что ж мне — лечь и помереть?
Не выставишь за дверь —
Совсем-совсем ребенок ведь,
Куда ее теперь?
Вон, сквозь ресницы мокрые —
Обида в ручейках:
Начальство, шутки клеклые —
Аж пятна на щеках…
И все-таки она поет!
А мне — так хоть кричи,
Ведь ножку дивную ее
Не сунешь в кирзачи.
Укрыл шинелью, как могу,
На кулаки не слаб,
Ее, как душу, берегу
От всяких грязных лап.
Ее в тревоги не бужу —
Еще далек рассвет,
Приеду — сам порасскажу,
Что было, а что нет.
Когда ж мне горек быта дым
И тяжко буйство чувств,
И белым крылышком своим
На сердце ляжет грусть, —
Присядет рядышком она,
Смешав и явь, и сон:
Из-под шинельного сукна
Знакомой лиры звон…

Надо мной шумят дубы,
Мирно кроны их качаются.
…Полосатые столбы
На границе не кончаются.
Очень многое деля,
Эта грань проходит резкая.
…За моей спиной земля,
Наша и моя — советская.
Ну а служба — не кино:
Не рассчитана на серии.
Нужно, в общем-то, одно:
Чтобы ждали, чтобы верили.
Остальное, что — в судьбу,
Мы осилим — мы настырные.
…К полосатому столбу
Тишина прижалась мирная.

Наверное, вы правы…
Правы…
Вроде бы…
И в теме я забуксовал,
Как в тине:
Конечно, надо бы писать
О Родине,
А я все почему-то —
Об Алине…
И нужно бы о доме,
Понимаю…
О городе,
Где небеса так сини:
Об Астрахани,
О родимом крае,
А я все почему-то —
Об Алине.
Служу, как говорят,
Других не хуже:
Наивности ребячьей
Нет в помине, —
Здесь чувство Родины
В душе сильней и глубже,
И лишь стихи упорно —
Об Алине.
Что ж, кто-то видит Родину
Землею,
Что вспахана
Стараньями отца.
Березкою… Небесной синевою…
И матерью,
Стоящей у крыльца.
И надо бы — о журавлином клине,
И надо бы — о шелесте травы…
А я все почему-то —
Об Алине…
Хотя, конечно, в целом
Правы вы.

Здравствуй! Я вернулся. Слов не нужно,
Старый друг и так тебя поймет.
Просто я уже закончил службу,
Все два года, даже с лишним, вот…
Просто захотелось вновь увидеть,
Посмотреть, ну как ты тут? И что?..
Я? Да нет, я в общем не в обиде,
Жизнь есть жизнь: сплошное «Спортлото».
Повезло ему? Что ж, время лечит:
Мы так долго были далеки…
И дарить цветы, придя под вечер,
Мне, понятно, было не с руки.
Вам, конечно, было по дороге,
Все имело смысл: слова и взгляд…
А моя застава по тревоге
Вывозила на рубеж ребят.
Вы так рано в жизни не вставали,
Вы не знали соль и пот дорог.
Это ж мы за вас недосыпали,
Хоть, понятно, это не в упрек.
Главное, чтоб ты была счастливой,
Чтоб имела дом, семью, детей…
А меня застава научила
Не жалеть себя — спасибо ей.
Вот, пожалуй, все… Сказал довольно.
Улыбнись! Тебе нейдет печаль.
И — прощай… Ведь мне почти не больно.
Что же делать: это так… А жаль.

Пора уходить. Вот и все. Увольненье в запас.
Начальник нам руки пожмет, проводив до порога.
Ребята толпою толкнут торопящийся «ГАЗ» —
Улыбки на лицах… И все-таки грустно немного.
Ну, дальше все ясно: дорога, родители, дом.
Там ждали и ждут, там ладонями сердце согреют.
А что позади? Только память, фуражка, альбом
И что-то еще, что я даже назвать не сумею.
Останутся фото, а также еще адреса
И вера, что все же разлука не долго продлится…
На плоской кассете — живые друзей голоса,
В три легких аккорда чуть хриплые песни границы…
Ночные тревоги, прожектор, дозор, маскхалат…
И я буду долго валяться без сна до рассвета,
Увидев случайно, как мой еще маленький брат
Тайком примеряет фуражку зеленого цвета…

Снится мне порою,
Как когда-то,
Астраханским воздухом
Дыша,
Яростное золото заката
Заливало город, не спеша.
Золотило крыши,
Башни, шпили,
Тополей янтарный окоем,
Облака над горизонтом
Плыли,
Золотым украшены шитьем.
А закат,
Все ярче разгораясь,
Разливался,
Ширился
И — рос!
И горели руки,
Прикасаясь
К чуду золотых твоих
Волос…
Заходило солнце,
Алым светом
Из последних напрягаясь сил.
Пять мгновений
Я во власти лета
На руках судьбу свою носил.
И искать не нужно
Виноватых,
Что тебе, в счастливое число,
Обручальным золотом заката
Безымянный палец обвело…

Под голоса сказаний и баллад
Ковалась наша юность, наша честь.
И каждый был готов, и каждый рад
Изведать жизнь — такой, какая есть!
А жизнь бежала рядом — только тронь,
Следили мы за нею, сдвинув бровь…
Но Окуджавы сдержанный огонь
Вливался в жилы, разжигая кровь.
И подступало с четырех сторон
Предчувствие событий и судьбы, —
Высоцкого хрипящий баритон
Нам души обжигал в огне борьбы.
Пусть говорил известный ветеран,
Что поколенье наше — «не ахти»…
Но наши парни шли в Афганистан
И знали, что домой не всем прийти.
И наших песен яростный рассвет
Ворвался в мир без лжи и без прикрас.
И на заставах парни наших лет
В наряд ходили, как в последний раз.
По строкам молодых и древних рун
Мы набираем нашу высоту.
Я славлю поколенье тех, кто юн —
Их веру, их надежду, их мечту!
И, уходя из жизни насовсем,
Мы обойдемся без избитых фраз
И лишь в глаза открыто глянем тем,
Кто мир на плечи примет после нас.

Против меня — много,
Рядышком — никого…
Ночь уставилась строго:
Трое — на одного.
Трое, как на параде…
Что ж, перейдем на «ты».
Первый обходит сзади,
Внюхиваясь в следы.
Тот, что второй, — он скромен.
Что ж, и таких берут —
Будут стоять на стреме,
Ну, а при случае — пнут.
Третий… Ну, тот махина!
Встал на дороге — стоп!
Этого можно сдвинуть
Только снарядом в лоб…
Где ж ты, былая завязь
Дружеских теплых рук?
Зло. Равнодушье. Зависть.
Вот и замкнулся круг.
Может, я что не понял, —
Было не до того.
Но эту ночь запомнил:
Трое — на одного.

— Уйди.
— Уйду… но все к твоим ногам —
Все, от полночных звезд до славы липкой,
Все, что в душе и что в руках, — отдам,
И ничего — взамен. Даже улыбки.
Всю душу выгребу — нигде ни закутка,
Чтоб затаиться чувству или слову,
Чтоб не была протянутой рука,
В которую ты вложишь камень снова.
Чтоб мысли вновь — прозрачны и легки,
И чтоб всегда — прекрасная погода.
Чтоб знанья жизни не были горьки
И сердце вдруг не спотыкалось с ходу…
— А что ж тебе?
— А мне — горячий чай,
Чтоб от тоски в душе не захлебнуться.
Чтобы тебя не встретить невзначай,
А встретив вдруг — спокойно отвернуться.
Чтоб жить — ни на ноже, ни по ножу,
Чтоб — нелюбим, так уж хотя бы понят…
— Уйди!
— Уже полжизни ухожу,
Но в спину снова гонят, гонят, гонят!
И глуше шаг, и в жилах вязнет кровь,
И незачем во всем искать основу, —
Уж если это мы зовем «любовь»,
Зачем нам «жизнь» и «смерть» —
Два лишних слова.