Николай Асеев - Сборник стихотворений

наш,

усыпанный водным бисером,

завершающийся

роман.

Берега

отдаются сумеркам

под жестокую

медь зари.

Ночь летит

с парашюта кувырком,

как ни вспыхивай,

ни гори.

За спиною

режет пропеллер

наше прошлое

без следа…

Берега

навзрыд захрапели,

и без памяти

спит вода.

1934

Николай Асеев. Стихотворения и поэмы.

Библиотека поэта. Большая серия.

Ленинград: Советский писатель, 1967.

Стране

не до слез,

не до шуток:

у ней

боевые дела,-

я видел,

как на парашютах

бросаются

люди с крыла.

Твой взгляд разгорится,

завистлив,

румянец

скулу обольет,

следя,

как, мелькнувши,

повисли

в отвесный

парящий полет.

Сердца их,

рванув на мгновенье,

забились

сильней и ровней.

Вот это -

и есть вдохновенье

прилаженных

прочно ремней.

Казалось:

уж воздух их выпил,

и горем

примята толпа,

и вдруг,

как надежда,

как вымпел,

расправился

желтый тюльпан!

Барахтаться

и кувыркаться

на быстром

отвесном пути

и в шелковом

шуме каркаса

внезапно

опору найти.

Страна моя!

Где набрала ты

таких

нерассказанных слов?

Здесь молодость

бродит крылата

и старость

не клонит голов.

И самая ревность

и зависть

глядят,

запрокинувшись,

ввысь,

единственной

мыслью терзаясь:

таким же

полетом нестись.

1934

Николай Асеев. Стихотворения и поэмы.

Библиотека поэта. Большая серия.

Ленинград: Советский писатель, 1967.

Краматорский завод! Заглуши мою гулкую тишь.

Пережги мою боль. Помоги моему неуспеху.

Я читал про тебя и светлел – как ты стройно блестишь,

как ты гордо зеркалишься сталью от цеха по цеху.

Это странно, быть может, что я призываю тебя.

Представляю твой рост – и мороз подирает по коже.

Только ты целиком – увлекая, стыдя, теребя,-

и никто из людей эту тяжесть свалить не поможет.

Говорят, ты железные можешь чеканить сердца

и огромного веса умеешь готовить детали.

Ты берешь эту прорву осеннего будня-сырца,

чтоб из домен твоих – закаленные дни вылетали.

Вдунь мне в уши приказ. Огневою рудой отбелей,

чтоб пошла в переплав полоса эта жизни плохая,

чтоб и я, как рабочий, присев в полосе тополей,

молодел за тебя, любовался тобой, отдыхая.

Говорят, и у Круппа – твоим уступают станки,

и у Шнейдер-Крезо – не видали таких агрегатов.

Но и чувства бывают настолько сложны и тонки,

что освоить их сможет никто – как сквозная бригада.

Человеческий голос негромок, хоть он на краю,

и бывает: все самые тонкие доводы – грубы.

Краматорский завод! Вся надежда моя на твою

на могучую силу, на горны твои и на трубы.

1934

Николай Асеев. Стихотворения и поэмы.

Библиотека поэта. Большая серия.

Ленинград: Советский писатель, 1967.

У меня на седьмом этаже, на балконе,- зеленая ива.

Если ветер, то тень от ветвей ее ходит стеной;

это очень тревожно и очень вольнолюбиво -

беспокойство природы, живущее рядом со мной!

Ветер гнет ее ветви и клонит их книзу ретиво,

словно хочет вернуть ее к жизни обычной, земной;

но – со мной моя ива, зеленая гибкая ива,

в леденящую стужу и в неутоляемый зной.

Критик мимо пройдет, ухмыльнувшись презрительно-криво:

– Эко диво! Все ивы везде зеленеют весной!-

Да, но не на седьмом же! И это действительно диво,

что, расставшись с лесами, она поселилась со мной!

Три века русской поэзии.

Составитель Николай Банников.

Москва: Просвещение, 1968.

Взметни скорей булавою,

затейница русских лет,

над глупою головою,

в которой веселья нет.

Ты звонкие узы ковала

вкруг страшного слова «умрем».

А музыка – ликовала

во взорванном сердце моем.

Измята твоих полей лень,

за клетью пустеет клеть,

и росный ладан молелен

рассыпан по небу тлеть,

Яркоголовая правда,

ступи же кривде на лоб,

чтоб пред настающим завтра

упало вчера – холоп!

Чтоб, в облаках еще пенясь,

истаяла б там тоска!

Чтоб город, морей отщепенец,

обрушился в волн раскат!

Над этой широкой солью,

над болью груженых барж -

лишь бровь шевельни соболью -

раздастся северный марш.

Взмахни ж пустыми очами,

в которых выжжена жуть,-

я здесь морскими ночами

хожу и тобой грожу!

1920

Николай Асеев. Стихотворения и поэмы.

Библиотека поэта. Большая серия.

Ленинград: Советский писатель, 1967.

На мирно голубевший рейд

был, как перчатка, кинут крейсер,

от утомительного рейса

спешивший отдохнуть скорей…

Но не кичитесь, моряки,

своею силою тройною:

тайфун взметает здесь пески -

поэт идет на вас войною!

Пусть взор, склоняющийся ниц

покорный силе, вас встречает,

но с опозоренных границ

вам стих свободный отвечает.

Твоей красе никто не рад,

ты гость, который не был прошен,

о серый, сумрачный пират,

твой вызов – будущему брошен.

Ты, седовласый капитан,

куда завел своих матросов?

Не замечал ли ты вопросов

в очах холодных, как туман?

Пусть твой хозяин злобно туп,

но ты, свободный англичанин,

ужель не понял ты молчаний,

струящихся со стольких губ?

И разве там, средь бурь и бед,

и черных брызг, и злого свиста,

не улыбалося тебе

виденье Оливера Твиста?

И разве там, средь бурь и бед,

и клочьев мчащегося шторма,

не понял ты, что лишь судьбе

подвластна жизнь и жизни форма?

Возьмешь ли на себя вину

направить яростные ядра

в разоруженную страну,

хранимую лишь песней барда?

Матрос! Ты житель всех широт!..

Приказу ж: «Волю в море бросьте» -

Ответствуй: «С ней и за народ!» -

И – стань на капитанский мостик!

1918 (?)

Николай Асеев. Стихотворения и поэмы.

Библиотека поэта. Большая серия.

Ленинград: Советский писатель, 1967.

Еще и осени не близко,

еще и свет гореть – не связан,

а я прочел тоски записку,

потерянную желтым вязом.

Не уроню такого взора,

который – прах, который – шорох.

Я не хочу земного сора,

я никогда не встречу сорок.

Когда ж зевнет над нами осень,

я подожгу над миром косы,

я посажу в твои зеницы

такие синие синицы!

1919

Николай Асеев. Стихотворения и поэмы.

Библиотека поэта. Большая серия.

Ленинград: Советский писатель, 1967.

Мы пили песни, ели зори

и мясо будущих времен. А вы -

с ненужной хитростью во взоре

сплошные темные Семеновы.

Пусть краб – летописец поэм,

пусть ветер – вишневый и вешний.