Елена Шварц - Лоция ночи

Море стучит
О разрушенный храм,
Десять колонн костяных
Жалко белеют,
Птица кричит,
Спит скорпион.
В шелку святых пауков
Слепая
Коробка для мыслей
Повисла —
Забыла, забыла
Ремёсла и числа,
И трещина темя
Венчает крестом.
Невидимого Бога
Неотличимый жрец
В воздухе
Тает.
О, какое родное! Как это знакомо давно мне!
Это видела я — в лодке,
Когда плыла
По рекам крови своей
Петлистым, закатным, темным.

Мир —
Это самоубийство Бога
Чужими руками.
Морем собственной крови
Он захлебнется,
Любовью.
Это царское право
Людям навек не дано, —
Только тем,
Кому Он подносит
Чашу желчи своей.

Где этот монастырь — сказать пора:
Где пермские леса сплетаются с Тюрингским лесом,
Где молятся Франциску, Серафиму,
Где служат вместе ламы, будды, бесы,
Где ангел и медведь не ходят мимо,
Где в о роны всех кормят и пчела, —
Он был сегодня, будет и вчера.

Каков он с виду — расскажу я тоже.
Круг огненный, змеиное кольцо,
Подвал, чердак, скалистая гора,
Корабль хлыстовский, остров Божий —
Он был сегодня, будет и вчера.

А какова была моя сестра?
Как свечка в яме. Этого довольно.
Рос волосок седой из правого плеча.
Умна, глупа — и этого довольно.
Она была как шар — моя сестра,
И по ночам в садах каталась,
Глаза сияли, губы улыбались,
Была сегодня, будет и вчера.

Слова копытами стучат. В средине дров
Расколется пылающее сердце.
Как машут крыльями, свистят
Ночные демоны, мои единоверцы.

Вот я бегу меж огненных трибун
Подстриженной лужайкой к небосклону,
И ставят зрители в сияньи и дыму,
Что упаду — один к мильону.

На черную лошадку — на лету
Она белеет и тончает,
Хрипит, скелетится, вся в пене и поту,
И Бог ее, как вечер, догоняет.

Слышу — как душа моя дышит.
Дышит и в вас, коли не задушили,
Воздух ее иной.
В легких ее — изумрудный мох,
Голубая эфирная кровь,
Страдание мое — глубокий вдох,
А выдох ее — любовь.

Храм — тем больше храм, чем меньше храм он.
Помню я — церквушечка одна,
Вся замшелая, как ракушка. Ночами
В ней поет и служит тишина.

Там в проломы входят утра и закаты,
И луна лежит на алтаре,
Сад кругом дичающий, косматый
Руки в окна опускает в сентябре.

Только голубь вдруг вкось
Вспорхнет из колонны,
На которой коростой свилось
Спасенье Ионы.

Пагода, собор или костел —
Это звездный, это — Божий дом,
Забредут ли волк или прохожий —
Ветер напоит его вином.

Ангел даст серебряного хлеба.
Ты когда разрушишься, — тобой
Завладеют тоже ветер, небо,
Тишины неукротимый вой.

Жизнь семерична, восьмерична, гнута,
Как венский стул, висящий под Луной.
Ты мне явился, о надрывный Будда,
Как заводской трубы осенний вой.

Ты пролетел над мерзнущим туманом,
Над рельсами куда-то в Сестрорецк,
И промокашка воздуха впитала
Тебя всего. Но это — не конец.

Ты — соль зимы. Ты — первый лед и крыша
Для снулых рыб. Они посмотрят вверх
И видят: тени на ловитву вышли,
И вижу я, что в этих ты и в тех.

Свое мучение ночное
Я назвала себе: любовь.
Мы разве знаем что другое?
Мы затвердили — страсть и кровь.
А то была другая боль,
И немота меня трясла,
И мозг от ужаса свивало.
А просто — Ангел сердце мне
Вдруг вырезал концом кинжала.
И вот оно сквозит — пролом,
И смотрит Ангел милосердный —
Как чрез него, хрипя, с трудом
В мир выезжает Всадник бледный.

Я подругу умершую видела
Всю ночь напролет во сне.
Может быть — и она меня видела
На той стороне?
Неужели мы тоже для них
Так белы, так бедны словами,
И в слезах и страшны и милы,
Как жених в зеркалах, за свечами?

Много снега пало н а сердце,
Треснул и сломался лед.
Из глубокой темной проруби
Выплыл серый Ангел-Волк.
Он захлебывался весь,
Подвывал он — мы ли, вы ли,
Обнялись мы с ним и всю,
Всю Вселенную обвыли.
Мы двойным омыли воем
Бойни, тюрьмы и больницы,
Мышку бедную в норе,
И родных умерших лица,
И старушку во дворе.
И унынье задрожало,
И печаль восколыхнулась,
И нечаянная радость
Вдруг стремительно проснулась.
Ангел серый, Ангел-Волк,
Повоем на Луну,
Ты меня в седую полночь
Не оставь одну.