Генрих Гейне - Романсеро

А дальний Париж и больница...

Ты лжешь мне, бледная немочь, ты лжешь!

Не смей надо мною глумиться!

Смотри, я здоров и как роза румян,

Я так силен -- просто чудо!

И если рассердишь меня, берегись!

Тебе придется худо!

"Дурак!" -- вздохнул он, плечами пожав,

И это меня взорвало.

Откуда ты взялся, проклятый двойник?

Я начал дубасить нахала.

Но странно, свое второе "я"

Наотмашь я бью кулаками,

А шишки наставляю себе,

Я весь покрыт синяками.

От этой драки внутри у меня

Все пересохло снова.

Хочу вина попросить -- не могу,

В губах застревает слово.

Я грохаюсь об пол и, словно сквозь coi

Вдруг слышу: "Примочки к затылку

И снова микстуру -- по ложке в час,

Пока не кончит бутылку".

Когда пиявка насосалась,

Посыпь ее солью, и в тот же миг

Сама отвалится она.

А как мне тебя отвадить, старик?

Мой старый друг, кровопийца мой давню

Где взять подходящую соль для тебя?

До капли весь мой мозг спинной

Ты высосал, крепко меня любя.

С тех пор я стал и тощ и бледен,

Одни лишь кости да кожа, а ты,

Смотри-ка, статен и румян,

И жирный животик, и щечки толсты.

О боже, пошли ты мне просто бандита!

Пырнет -- и кончит мученье мое.

А эта пиявка так нудно сосет,

Ну как избавиться от нее?

x x x

Землю губит злой недуг.

Расцветет -- и вянет вдруг

Все, что свежестью влекло,

Что прекрасно и светло.

Видно, стал над миром косным

Самый воздух смертоносным

От миазмов ядовитых

Предрассудков неизжитых.

Налетев слепою силой,

Розы женственности милой

От весны, тепла и света

Смерть уносит в день расцвета.

Гордо мчащийся герой

В спину поражен стрелой,

И забрызганные ядом

Лавры достаются гадам.

Чуть созревшему вчера

Завтра гнить придет пора,

И, послав проклятье миру,

Гений разбивает лиру.

О, недаром от земли

Звезды держатся вдали,

Чтоб земное наше зло

Заразить их не могло.

Нет у мудрых звезд желанья

Разделить с людьми страданья,

Позабыть, как род людской,

Свет и счастье, жизнь, покой.

Нет желанья вязнуть в тине,

Погибать, как мы, в трясине

Или жить в помойной яме,

Полной смрадными червями.

Их приют -- в лазури тихой

Над земной неразберихой,

Над враждой, нуждой и смертью,

Над проклятой коловертью.

Сострадания полны,

Молча смотрят с вышины,

И слезинка золотая

Наземь падает, блистая.

Завидовать жизни любимцев судьбы

Смешно мне, но я поневоле

Завидовать их смерти стал -

Кончине без муки, без боли.

В роскошных одеждах, с венком на че

В разгаре веселого пира,

Внезапно скошенные серпом,

Они уходят из мира.

И, мук предсмертных не испытав,

До старости бодры и юны,

С улыбкой покидают жизнь

Все фавориты Фортуны.

Сухотка их не извела,

У мертвых приличная мина.

Достойно вводит их в свой круг

Царевна Прозерпина.

Завидный жребий! А я семь лет,

С недугом тяжким в теле,

Терзаюсь -- и не могу умереть,

И корчусь в моей постели.

О господи, пошли мне смерть,

Внемли моим рыданьям!

Ты сам ведь знаешь, у меня

Таланта нет к страданьям.

Прости, но твоя нелогичность, господь,

Приводит в изумленье.

Ты создал поэта-весельчака

И портишь ему настроенье!

От боли веселый мой нрав зачах,

Ведь я уже меланхолик!

Кончай эти шутки, не то из меня

Получится католик!

Тогда я вой подниму до небес,

По обычаю добрых папистов.

Не допусти, чтоб так погиб

Умнейший из юмористов!

МОРФИНА

Похожи друг на друга два прекрасных,

Два юных лика, хоть один из них

Бледней другого и гораздо строже,

Сказал бы я: другой не столь возвышен,

Хоть ласково меня в свои объятья

Прекрасный заключал; как нежен взор,

Как сладостна была его улыбка!

Венком своим из маков он касался

Лба моего, бывало, ненароком,

Боль прогоняя странным этим духом,

На благо мне; однако мимолетно

Такое облегченье; исцелюсь я,

Когда опустит молча факел свой

Тот, первый; как он бледен и суров!

Заснуть отрадно, умереть отрадней,

Но лучше не родиться никогда.

АЛЛИЛУЙЯ

В вас, солнце, звезды и луна,

Мощь вседержителя видна.

Чуть праведник на небо глянег -

Творца хвалить и славить станет.

По высям взор мой не витает, -

Здесь, на земле, и без небес

Искусство божье поражает

Необычайностью чудес.

Да, други, взор моих очей

На землю скромно устремлен,

Шедевр творения здесь он

Находит: то сердца людей.

Как солнце ни горит огнем,

Как нежно в сумраке ночном

Ни блещет месяц, сонмы звезд,

Как ни искрист кометы хвост, --

Лучи заоблачных лампад -

Они грошовых свеч огарки,

Когда подумаешь, как жарки

Сердца, что пламенем горят.

Весь мир в миниатюре в них:

Здесь дол и лес до гор крутых;

Пустыни с дикими зверями,

Что сердце нам скребут когтями;

Здесь водопады, рек приливы,

Зияют пропасти, обрывы;

Сады цветут, в лугах средь кашки

Ослы пасутся и барашки;

Здесь бьет фонтан струей беспечной;

Влюбленно соловьи-бедняги,

В честь пышных роз слагая саги,

Мрут от чахотки скоротечной.

Здесь все идет своей чредой;

Сегодня -- солнышко и зной,

А завтра -- осень настает,

На лес и луг туман плывет,

Цветы роняют свой наряд,

Ветрила бурные шумят,

И хлопьями клубится снег,

Лед прячет зыбь озер и рек.

Приходит время зимней встряски,

Все чувства надевают маски,

Влечет веселый карнавал,

И опьяняет шумный бал.

Но в общем вихре ликованья

Таятся горькие страданья.

Звенит сквозь пестрый котильон

О промелькнувшем счастье стон.

Вдруг треск. Не бойся, все пройдет,

То, дрогнув, надломился лед,

Растаял пласт коры морозной,

Сковавший сердце силой грозной.

Прочь все, что хладно и сурово!

Вернулись радости -- ура!

Весна -- прекрасная пора -

От чар любви воскресла снова.

Создатель! Благодать твою

Познали небо и земля,

И "кирие элейсон" я

И "аллилуйя" воспою.

Как милосерд, как добр господь

К людским сердцам, и нашу плоть

Своим он духом оживил,-

Тот райский дух -- любовный пыл.

Сгинь, Греция, с бряцаньем лир!

Сгинь, пляска муз, весь древний мир

Сластолюбивый, сгинь! Я пеньем

Творца восславлю с умиленьем,

Сгинь, звон языческих пиров!

На арфе, в трепете святом,

Как царь Давид, спою псалом!

Лишь "аллилуйя" -- гимн певцов!

ОТХОДЯЩИЙ

Мирских волнений и страстей

И след исчез в душе моей.

Мертво все то, что сердце жгло,

Когда я ненавидел зло,

И я ли сам иль милый друг

В беде -- ни до чего вокруг

Мне дела нет. Лишь смерть одна

Во мне жива, и вот она

Задернуть занавес идет.

Спектакль окончен, и народ,