Николай Некрасов - Полное собрание стихотворений. Том 1

Недолго процветал строптивый Арапетов;

Где, дерзок и красив, и низок, как лакей,

Глядится в зеркала Михайла Кочубей;

Где пред Авдулиным, играющим зубами,

Вращает Мухортов лазурными зрачками;

Где, о политике с азартом говоря,

Ты Виртембергского пугал секретаря

И не давал ему в часы отдохновенья

Предаться сладкому труду пищеваренья!

Ужель, о Лонгинов, ты кинул нас навек,

Любезнейший поэт и редкий человек?

Не ожидали мы такого небреженья…

Немало мы к тебе питали уваженья!

Иль ты подумать мог, что мы забыть могли

Того, кем Егунов был стерт с лица земли,

Кто немцев ел живьем, как истый сын России,

Хотинского предал его родной стихии,

Того, кто предсказал Мильгофера судьбу,

Кто сукиных сынов тревожил и в гробу,

Того, кто, наконец, – о подвиг незабвенный! -

Поймал на жирный хвост весь причет

Наш священный?..

Созданье дивное! Ни времени рука,

Ни зависть хищная лаврового венка

С певца Пихатия до той поры не сдернет,

Пока последний поп в последний раз не …!

И что же! Нет тебя меж нами, милый друг!

И даже – верить ли? – ты ныне свой досуг

Меж недостойными безумно убиваешь!

В купальне без штанов с утра ты заседаешь;

Кругом тебя сидят нагие шулера,

Пред вами водки штоф, селедка и икра.

Вы пьете, плещетесь – и пьете вновь до рвоты.

Какие слышатся меж вами анекдоты!

Какой у вас идет постыдный разговор!

И если временем пускаешься ты в спор,

То подкрепляешь речь не доводом ученым,

…………………………………

Какое зрелище! Но будущность твоя

Еще ужаснее! Так, вижу, вижу я:

В газетной комнате, за "Северной пчелою",

С разбухшим животом, с отвислою губою,

В кругу обжорливых и вялых стариков,

Тупых политиков и битых игроков,

Сидишь ты – то икнешь, то поглядишь сонливо.

"Эй, Вася! трубочку!" – проговоришь лениво…

И тычет в рот тебе он мокрым янтарем,

Не обтерев его пристойно обшлагом.

Куря и нюхая, потея и вздыхая,

Вечерней трапезы уныло поджидая,

То в карты глянешь ты задорным игрокам,

То Петербург ругнешь – за что, не зная сам;

А там, за ужином, засядешь в колымагу -

И повлекут домой две клячи холостягу -

Домой, где всюду пыль, нечистота и мрак

И ходит между книг хозяином прусак.

И счастие еще, когда не встретит грубо

Пришельца позднего из Английского клуба

Лихая бабища – ни девка, ни жена!

Что ж тут хорошего? Ужели не страшна,

О друг наш Лонгинов, такая перспектива?

Опомнись, возвратись! Разумно и счастливо

С тобою заживем, как прежде жили, мы.

Здесь бойко действуют кипучие умы:

Прославлен Мухортов отыскиваньем торфа;

Из Вены выгнали барона Мейендорфа;

Милютина проект ту пользу произвел,

Что в дождь еще никто пролеток не нашел;

Языкова процесс отменно разыгрался:

Он без копейки был – без денежки остался;

Европе доказал известный Соллогуб,

Что стал он больше подл, хоть и не меньше глуп;

А Майков Аполлон, поэт с гнилой улыбкой,

Вконец оподлился – конечно, не ошибкой…

И Арапетов сам – сей штатский генерал,

Пред кем ты так смешно и странно трепетал, -

Стихами едкими недавно пораженный,

Стоит, как тучный вол, обухом потрясенный,

И с прежней дерзостью над крутизной чела

Уж не вздымается тюльпан его хохла!

(20-30 июля 1854)

За то, что ходит он в фуражке

И крепко бьет себя по ляжке,

В нем наш Тургенев все замашки

Социалиста отыскал.

Но не хотел он верить слуху,

Что демократ сей черств по духу,

Что только к собственному брюху

Он уважение питал.

Да! понимая вещи грубо,

Хоть налегает он сугубо

На кухню Английского клуба,

Но сам пиров не задает.

И хоть трудится без оглядки,

Но всюду сеет опечатки

И в критиках своих загадки

Неразрешимые дает…

А впрочем, может быть и точно

Социалист он беспорочный…

Пора, пора уж нам понять,

Что может собственных Катонов

И быстрых разумом Прудонов

Российская земля рождать!

(4 января 1856)

Мой бедненький цветок в красе благоуханной,

На радостной заре твоих весенних дней

Тебя, красавица, пришелец нежеланный

Сорвал по прихоти своей.

Расчетам суеты покорно уступая,

Ты грустно отреклась мечтаний молодых -

И вот тебя скует развалина живая

В своих объятьях ледяных.

Но ведь придет пора сердечного томленья,

Желанья закипят в взволнованной крови,

И жадно грудь твоя запросит наслажденья

В горячке огненной любви.

Мечта коварная твой жаркий бред обманет,

И к ложу твоему полночною порой

Прекрасный юноша невидимо предстанет

В разгаре силы молодой.

И вся отдашься ты могучему влеченью,

И обовьешь рукой созданье грез живых,

Но призрак сладостный исчезнет в то мгновенье…

И кто ж в объятиях твоих? -

Старик… холодный труп!.. Тебе упреком грянут:

"Зачем смущаешь ты бесчувственный покой?"

И как мучительно, убийственно обманут

Восторг души твоей больной.

(1841)

(Эльдорадо)

Гну пред тобою низко спину

За сладко-вкусный твой горох.

Я им объелся! Я в восторг

Пришел!.. Как сахар, как малину,

Я ел горошины твои.

Отменно ты меня уважил!

Я растолстел, я славно зажил,

Я счастлив! Словно как любви

Краснокалеными устами

Я отогрет! – и жизнь моя

Светлостеклянными струями

Бежит, как утлая ладья,

Бежит проворно, звонко, прытко,

И вот (подарок невелик,

Но от души – не от избытка)

Стихов отборных четверик

Тебе я шлю… На, ешь!.. Что? будет?..

Авось придет тебе на вкус…

А не придет – я не боюсь:

Не выдаст друг и не осудит!

Почтенный, добрый и прямой,

Неприхотливый, не сердитый,

Подарок старого пииты

Ты примешь ласковой душой,

Хоть он нелепый и пустой…

(1844)

(Подражание Василию Кирилловичу Тредьяковскому)

Покоясь спят все одре мягком на,

Тем приятства вкушая от мягкого сна;

С лирой лишь в руке не дремлет пиит;

Того горит око и лира звенит;

Хвалит он нощь, свет дневной запрудившу,

В просвещенном же уме его родившую виршу…

Некий Орфей как певал, ему так все внимали,

Что мухи, жуки, журавли, граки и индейки

Скакали…

(1845)