Николай Некрасов - Полное собрание стихотворений. Том 2

По доброте своей дал!

Счастье, однако, на свете непрочно -

Хуже да хуже с годами дела.

Сил ему много отпущено, точно,

Да красота изменять начала.

Он уж купил три таинственных банки:

Это – для губ, для лица и бровей,

Учетверил благородство осанки

И величавость походки своей;

Ходит по Невскому с палкой, с лорнетом

Сорокалетний герой.

Ходит зимою, весною и летом,

Ходит и думает: "Черт же с тобой,

Город проклятый! Я строен, как тополь,

Счастье найду по другим городам!"

И, рассердясь, покидает Петрополь…

Может быть, ведомо вам,

Что за границей местами есть воды,

Где собирается множество дам -

Милых поклонниц свободы,

Дам и отчасти девиц,

Ежели дам, то в замужстве несчастных;

Разного возраста лиц,

Но одинаково страстных, -

Словом, таких, у которых талант

Жалкою славой прославиться в свете

И за которых Жорж Санд

Перед мыслителем русским в ответе.

Что привлекает их в город такой,

Славный не столько водами,

Сколько азартной игрой

И… но вы знаете сами…

Трудно решить. Говорят,

Годы терпенья и плена,

Тяжких обид и досад

Вдруг выкупает измена;

Ежели так, то целительность вод

Не подлежит никакому сомненью.

Бурно их жизнь там идет,

Вся отдана наслажденью,

Оригинален наряд, -

Дома одеты, а в люди

Полураздеться спешат:

Голые спины и голые груди!

(Впрочем, не к каждой из дам

Эти идут укоризны:

Так, например, только лечатся там

Скромные дочери нашей отчизны…)

Наш благородный герой

Там свои сети раскинул,

Там он блистал еще годик-другой,

Но и оттудова сгинул.

Лет через восемь потом

Он воротился в Петрополь,

Всё еще строен, как тополь,

Но уже несколько хром,

То есть не хром, а немножко

Стала шалить его левая ножка -

Вовсе не гнулась! Шагал

Ею он словно поленом,

То вдруг внезапно болтал

В воздухе правым коленом.

Белый платочек в руке,

Грусть на челе горделивом,

Волосы с бурым отливом -

И ни кровинки в щеке!

Плохо!.. А вкусы так пошлы и грубы,

Дай им красавчика, кровь с молоком..

Волк, у которого выпали зубы,

Бешено взвыл; огляделся кругом

Да и решился… Трудами питаться

Нет ни уменья, ни сил,

В бедности гнусной открыто признаться

Перед друзьями, которых кормил,

И удалиться с роскошного пира -

Нет! добровольно герой

Санктпетербургского модного мира

Не достигает развязки такой.

Молод – так дело женитьбой поправит,

Стар – так игорный притон заведет,

Вексель фальшивый составит,

В легкую службу пойдет…

Славная служба! Наш старый красавец

Чуть не пошел было этой тропой,

Да не годился… Вот этот мерзавец!

Под руку с дочерью! Весь завитой,

Кольца, лорнетка, цепочка вдоль груди…

Плюньте в лицо ему, честные люди!

Или уйдите хоть прочь!

Легче простить за поджог, за покражу -

Это отец, развращающий дочь

И выводящий ее на продажу!..

"Знаем мы, знаем, – да дела нам нет!

Очень горяч ты, любезный поэт!"

Музыка вроде шарманки

Однообразно гудит,

Сонно поют испитые цыганки,

Глупый цыган каблуками стучит.

Около русой Наташи

Пять молодых усачей

Пьют за здоровье папаши.

Кажется, весело ей:

Смотрит спокойно, наивно смеется.

Пусть же смеется всегда!

Пусть никогда не проснется!

Если ж проснется, что будет тогда?

Нож ли ухватит, застонет ли тяжко

И упадет без дыханья, бедняжка,

Сломлена ужасом, горем, стыдом?

Кто ее знает? Не дай только боже

Быть никому в ее коже, -

Звать обнищалого фата отцом!

14 марта 1860

Как дядю моего, Ивана Ильича,

Нечаянно сразил удар паралича,

В его наследственном имении Корсунском, -

Я памятник ему воздвигнул сгоряча,

А души заложил в совете опекунском.

Мои домашние, особенно жена,

Пристали: "Жизнь для нас на родине скучна!

Кто: "ангел!", кто: "злодей! вези нас за границу!"

Я крикнул старосту Ивана Кузьмина,

Именье сдал ему и – укатил в столицу.

В столице получив немедленно паспорт,

Я сел на пароход и уронил за борт

Горячую слезу, невольный дар отчизне…

"Утешься, – прошептал нас увлекавший черт, -

Отраду ты найдешь в немецкой дешевизне", -

И я утешился… И тут уж недолга

Развязка мрачная: минули мы брега

Священной родины, минули Свинемюнде,

Приехали в Берлин – и обрели врага

В Луизе-Августе-Фернанде-Кунигунде.

Так горничная тварь в гостинице звалась.

Но я предупредить обязан прежде вас,

Что Лидия – моя дражайшая супруга -

Ужасно горяча: как будто родилась

Под небом Африки; в ней дышат страсти юга!

В отечестве она не знала им узды:

Покорно ей вручив правления бразды,

Я скоро подчинил ей волю и рассудок

(В сочельник крошки в рот не брал я до звезды,

Хоть голоду терпеть не может мой желудок),

И всяк за мною вслед во всём ей потакал,

Противоречием никто не раздражал

Из опасенья слез, трагических истерик.,

В гостинице, едва я умываться стал,

Вдруг слышу: Лидия бушует, словно Терек.

Я бросился туда. Вот что случилось с ней..

О ужас! о позор! В небрежности своей,

Луиза, Лидию с дороги раздевая,

Царапнула слегка булавкой шею ей,

А Лидия моя, не долго размышляя…

Но что тут говорить? Тут нужны не слова;

Тут громы нужны бы… Недвижна, чуть жива,

Стояла Лидия в какой-то думе новой.

Растрепана коса, поникла голова:

"На натиск пламенный ей был отпор суровый!.."

Слова моей жены: "О друг, Иван Ильич! -

Мне вспомнились тогда. – Здесь грубость, мрак и дичь,

Здесь жить я не могу – вези меня в Европу!"

Ах, лучше б, душечка, в деревне девок стричь

Да надирать виски безгласному холопу!

186О

Знахарка в нашем живет околодке:

На воду шепчет; на гуще, на водке

Да на каких-то гадает травах.

Просто наводит, проклятая, страх!

Радостей мало – пророчит всё горе;

Вздумал бы плакать – наплакал бы море,

Да – господь милостив! – русский народ

Плакать не любит, а больше поет.

Молвила ведьма горластому парню:

"ЭЙ! угодишь ты на барскую псарню!"

И – поглядят – через месяц всего

По лесу парень орет: "го-го-го!"

Дяде Степану сказала: "Кичишься

Больно ты сивкой, а сивки лишишься,

Либо своей голове пропадать!"

Стали Степана рекрутством пугать:

Вывел коня на базар – откупился!

Весь околоток колдунье дивился.

"Сем-ка! и я понаведаюсь к ней! -

Думает старый мужик Пантелей. -

Что ни предскажет кому: разоренье,

Убыль в семействе, глядишь – исполненье!

Черт у ней, что ли, в дрожжах-то сидит?.."

Вот и пришел Пантелей – и стоит,

Ждет: у колдуньи была уж девица,