Владимир Высоцкий - Сочинения

Спустились в штрек, и бывший зек —
Большого риска человек —
Сказал: "Беда для нас для всех, для всех одна:
Вот раскопаем — он опять
Начнет три нормы выполнять,
Начнет стране угля давать — и нам хана.

Так что, вы, братцы, — не стараться,
А поработаем с прохладцей —
Один за всех и все за одного".
…Служил он в Таллине при Сталине —
Теперь лежит заваленный, —
Нам жаль по-человечески его…

Ой, где был я вчера — не найду, хоть убей!
Только помню, что стены — с обоями,
Помню — Клавка была, и подруга при ей, —
Целовался на кухне с обоими.

А наутро я встал —
Мне давай сообщать,
Что хозяйку ругал,
Всех хотел застращать,
Будто голым скакал,
Будто песни орал,
А отец, говорил,
У меня — генерал!

А потом рвал рубаху и бил себя в грудь,
Говорил, будто все меня продали,
И гостям, говорят, не давал продыхнуть —
Донимал их блатными аккордами.

А потом кончил пить —
Потому что устал, —
Начал об пол крушить
Благородный хрусталь,
Лил на стены вино,
А кофейный сервиз,
Растворивши окно,
Взял да выбросил вниз.

И никто мне не мог даже слова сказать.
Но потом потихоньку оправились, —
Навалились гурьбой, стали руки вязать,
А потом уже — все позабавились.

Кто — плевал мне в лицо,
А кто — водку лил в рот,
А какой-то танцор
Бил ногами в живот…
Молодая вдова,
Верность мужу храня, —
Ведь живем однова —
Пожалела меня.

И бледнел я на кухне разбитым лицом,
Делал вид, что пошел на попятную,
«Развяжите, — кричал, — да и дело с концом!»
Развязали, — но вилки попрятали.

Тут вообще началось —
Не опишешь в словах, —
И откуда взялось
Столько силы в руках! —
Я как раненый зверь
Напоследок чудил:
Выбил окна и дверь
И балкон уронил.

Ой, где был я вчера — не найду днем с огнем!
Только помню, что стены — с обоями, —
И осталось лицо — и побои на нем, —
Ну куда теперь выйти с побоями!

…Если правда оно —
Ну, хотя бы на треть, —
Остается одно:
Только лечь помереть!
Хорошо, что вдова
Все смогла пережить,
Пожалела меня —
И взяла к себе жить.

В Ленинграде-городе
у Пяти Углов
Получил по морде
Саня Соколов:
Пел немузыкально,
скандалил, —
Ну и, значит, правильно,
что дали.

В Ленинграде-городе —
тишь и благодать!
Где шпана и воры где?
Просто не видать!
Не сравнить с Афинами —
прохладно,
Правда — шведы с финнами, —
ну ладно!

В Ленинграде-городе —
как везде, такси, —
Но не остановите —
даже не проси!
Если сильно водку пьешь
по пьянке —
Не захочешь, а дойдешь
к стоянке!

На краю края земли, где небо ясное
Как бы вроде даже сходит за кордон,
На горе стояло здание ужасное,
Издаля напоминавшее ООН.

Все сверкает как зарница —
Красота, — но только вот
В этом здании царица
В заточении живет.

И Кощей Бессмертный грубую животную
Это здание поставил охранять, —
Но по-своему несчастное и кроткое,
Может, было то животное — как знать!

От большой тоски по маме
Вечно чудище в слезах, —
Ведь оно с семью главами,
О пятнадцати глазах.

Сам Кащей (он мог бы раньше — врукопашную)
От любви к царице высох и увял —
Стал по-своему несчастным старикашкою, —
Ну а зверь — его к царице не пускал.

"Пропусти меня, чего там.
Я ж от страсти трепещу!.."
"Хоть снимай меня с работы —
Ни за что не пропущу!"

Добрый молодец Иван решил попасть туда:
Мол, видали мы кощеев, так-растак!
Он все время: где чего — так сразу шасть туда, —
Он по-своему несчастный был — дурак!

То ли выпь захохотала,
То ли филин заикал, —
На душе тоскливо стало
У Ивана-дурака.

Началися его подвиги напрасные,
С баб-ягами никчемушная борьба, —
Тоже ведь она по-своему несчастная —
Эта самая лесная голытьба.

Скольких ведьмочек пошибнул! —
Двух молоденьких, в соку, —
Как увидел утром — всхлипнул:
Жалко стало, дураку!

Но, однако же, приблизился, дремотное
Состоянье превозмог свое Иван, —
В уголку лежало бедное животное,
Все главы свои склонившее в фонтан.

Тут Иван к нему сигает —
Рубит головы спеша, —
И к Кощею подступает,
Кладенцом своим маша.

И грозит он старику двухтыщелетнему.
"Щас, — говорит, — бороду-то мигом обстригу!
Так умри ты, сгинь, Кощей!" А тот в ответ ему:
«Я бы — рад, но я бессмертный — не могу!»

Но Иван себя не помнит:
"Ах ты, гнусный фабрикант!
Вон настроил сколько комнат, —
Девку спрятал, интриган!

Я докончу дело, взявши обязательство!.."
И от этих-то неслыханных речей
Умер сам Кощей, без всякого вмешательства, —
Он неграмотный, отсталый был Кощей.

А Иван, от гнева красный,
Пнул Кощея, плюнул в пол —
И к по-своему несчастной
Бедной узнице взошел!..

Запретили все цари всем царевичам
Строго-настрого ходить по Гуревичам,
К Рабиновичам не сметь, тоже — к Шифманам!
Правда, Шифманы нужны лишь для рифмы нам.

В основном же речь идет за Гуревичей:
Царский род ну так и прет к ихней девичьей —
Там три дочки — три сестры, три красавицы…
За царевичей цари опасаются.

И Гуревичи всю жизнь озабочены:
Хоть живьем в гробы ложись из-за доченек!
Не устали бы про них песню петь бы мы,
Но назвали всех троих дочек ведьмами.

И сожгли всех трех цари их, умеючи,
И рыдали до зари все царевичи,
Не успел растаять дым костров еще —
А царевичи пошли к Рабиновичам.

Там три дочки — три сестры, три красавицы.
И опять, опять цари опасаются…
Ну, а Шифманы смекнули — и Жмеринку
Вмиг покинули, махнули в Америку.

Бывало, Пушкина читал всю ночь до зорь я —
Про дуб зеленый и про цепь златую там.
И вот сейчас я нахожусь у Лукоморья,
Командированный по пушкинским местам.

Мед и пиво предпочел зелью приворотному,
Хоть у Пушкина прочел: «Не попало в рот ему…»
Правда, пиво, как назло,
Горьковато стало,
Все ж не можно, чтоб текло
Прям куда попало!

Работал я на ГЭСах, ТЭЦах и каналах,
Я видел всякое, но тут я онемел:
Зеленый дуб, как есть, был весь в инициалах,
А Коля Волков здесь особо преуспел.