Луиш де Камоэнс - Лузиады

А Мир-Хусейн увидит в тяжкой муке,
Как горы трупов примет глубь морская,
Как по волнам отрубленные руки
Плывут, тела навеки покидая.
Услышит плача жалобные звуки,
Узрит, как пламя, воды обнимая,
Все поглотит. Огонь и меч всесильный
Пожнут в той битве урожай обильный.

Но ах, когда великий победитель
Направит бег к отчизне отдаленной,
То случай - гордой славы похититель
Терзать героя будет неуклонно.
Гроза Египта, Индии властитель
Почиет, на чужбине погребенный.
У мыса Бурь приют найдет навечно
Он волею судьбы бесчеловечной.

То дикари нагие сотворят,
Что ратоборцам было не под силу.
И палками простыми сокрушат
Того, кого праща всегда щадила.
И сим невольно Божий суд свершат,
Отверзнут двери сумрачной могилы.
То, что зовут иные злой судьбою,
Есть Провиденье Божие Святое.

Но, - возгласила нежная сирена,
Я вижу, море кровью набухает
И Кунья, флотоводец дерзновенный,
Пожару Браву с Ожей подвергает.
Извечно дальний брег страны полдневной
Бессмертного героя вспоминает.
В чужих морях затеряны и ныне
Те острова, что Куньи носят имя.

И в отблеске зарницы негасимой
Грядет в Ормуз с отборными войсками
По морю Албукерк непобедимый,
На дерзких персиан обрушив пламя,
И мнится, Божий херувим незримо
Простер покров над вашими полками.
И обратил на персов оробелых
В час роковой их собственные стрелы.

И не спасут и горы соляные
От разложенья трупы супостатов,
И Албукерка залпы громовые
Под небом раздадутся Калайата,
Бахрейна перлы, светом налитые,
Как дань пришлет герою край богатый.
И склонит выю гордый перс под игом,
Покорствуя лузиадам великим.

Я вижу ветви трепетные пальмы,
Которыми Виктория венчает
Того, кто у брегов чужих и дальних
Великий Гоа дерзко покоряет!
Но, дней приход предчувствуя печальных,
Он остров вожделенный оставляет,
Пообещав, что вскорости вернется,
С Фортуной да и с Марсом разочтется.

И вот уже опять на стогнах града
Его войска индийцам угрожают.
Презрев все копья, стрелы и засады,
Язычников и мавров усмиряют
Так яростно, что в гневе беспощадном
Голодным львам они не уступают,
И славят день страдалицы невинной,
Принявшей тяжкий крест Екатерины.

И ты, Малакка, что средь вод Авроры
В довольстве изобильном пребываешь,
Забудешь о своем величье скоро
И новых повелителей признаешь.
Напрасно ныне стрел каленых горы
Ты ядом сокрушительным питаешь.
Малайцы и яванцы во кручине
Склонятся перед Лузовой дружиной".

Хвалу и славу долго воздавала
Воителю красавица сирена,
Но даже и она не умолчала
О ярости властителя безмерной.
Ведь тот, кого Виктория венчала,
Кто доблестью отмечен несомненной,
Сподвижникам быть должен
верным другом
И врачевать обязан их недуги.

"Когда нужда и тяжкие лишенья
Солдат, видавших виды, угнетают
И стрелы смерти, угрожая мщеньем,
Над воинами храбрыми витают,
Лишь злые души с небывалым рвеньем
На казнь своих собратьев отправляют
За сладкий грех, присущий нам извечно,
Безвестный лишь глупцам бесчеловечным.

Когда б еще над девой непорочной
Свершил насилье португал злосчастный
Иль от семейных уз, святых и прочных,
Он даме предложил бежать прекрасной,
Увы, но нет... всех бед его источник
В рабыне заключался сладострастной.
Хоть слава Албукерка осеняет,
Ее пятно позора омрачает.

Когда влюбился Апеллес в Кампаспу,
Великий Александр по доброй воле
Расстался с чаровницею прекрасной,
Чтоб не томился живописец боле.
Когда ж Арасп, потерянный, несчастный,
Признался Киру, что, себе на горе,
Пантеею пленился он прелестной,
Пред ним блиставшей красотой
небесной,

Суровый перс, почтив любви законы,
Легко простил отважного героя,
И долго тот служил опорой трону,
Хранителем земли родной покоя.
И Болдуин, любовью распаленный,
Увел Юдиту дерзостной рукою,
Но Карл, ему прощение даруя,
За дочерью дал Фландрию благую".

Но, к песне вдохновенной возвращаясь,
Суареша волшебница почтила,
Пред коим, горьким страхом проникаясь,
Аравия взор робкий опустила.
Его Зейла, слезами заливаясь,
О милосердье горестно молила,
Пред ним Медина гнусная дрожала,
К его стопам Бербера припадала.

"И славную корицей Тапробану,
Что в зарослях душистых утопает,
Дань приносить корой благоуханной
Дружина Луза быстро заставляет.
В Коломбо, граде, Богом Лузу данном,
Свой стяг Суареш властный водружает,
На башне реет флаг непобедимый,
От бед небесным промыслом хранимый.

Но, рассекая волны Эритреи,
Уже Секейра гордый поспешает
Туда, где, в рощах пальмовых пестрея,
Земля царицы Савской пребывает.
Массауа, противиться не смея,
Водой героя властного снабжает,
И к островам плывет он отдаленным,
Познать земные тайны устремленный.

Затем Менезеш, в африканском зное
Прославивший свою навеки шпагу,
Придет на смену гордому герою,
На дерзостный Ормуз нагонит страху.
Потом, великий Гама, пред тобою
Восток склонится, чтя твою отвагу.
Ты, в графский сан монархом возведенный,
Прибудешь в край, тобою обретенный.

Но смерть с неумолимостью фатальной
И к королю, как к нищему, стучится,
И день придет, наступит час печальный,
И ты смежишь усталые зеницы.
Другой Менезеш, рыцарь идеальный
И в доблести не знающий границы,
Продолжит труд великий и достойный
И будет править мудро и спокойно.

Не только малабарцев непокорных
Он в битве близ Кулета одолеет
Он вступит в бой, тяжелый и упорный,
С тем злом, что над людской
душой довлеет,
И семь грехов, презренных и позорных,
Младой правитель обуздать сумеет,
И честною и праведною жизнью
Навек прославит гордую отчизну.

Когда же к звездам отойдет правитель,
Ты, Машкареньяш, доблестный и славный,
Увидишь, как коварный похититель
Твой сан захватит дерзко, своенравно.
Но ты, высокой мудрости носитель,
Индийских вод хозяин полноправный,
За все страданья от судьбы суровой
Венок получишь наконец лавровый.

Ты покоришь могучею рукою
Бинтон, свою Малакку защищая,
И с горсткой португальцев удалою
Дружины супостатов покараешь.
Конец положишь гнусному разбою,
Навеки нечестивцев обуздаешь,
Пред славным португальским гарнизоном
Бессильны копья, стрелы, бастионы.