Фахриддин Гургани - Вис и Рамин

Ты в срамоте предстала нашим взорам,

Меня и нас покрыла ты позором.

Ты грязной отплатила мне изменой,

В глазах людей ты сделалась презренной.

Тебя друзья, родные не простят,

И мать, и даже твой любимый брат!

Заставила ты близких осрамиться,

Свой дом ты запятнала, как блудница.

Сошлась ты с дивом, злобным и проклятым,

Коль мамку избрала своим вожатым.

Ведь начинает танцевать с пеленок

Под музыку учителя ребенок!"

Затем к Виру отправил он посла,

Поведал про нечистые дела.

Так повелел он: "Образумь сестру,

Ты утюгом пройдись по ней, Виру,

А заодно ты накажи как надо

Кормилицу, исполненную смрада.

Не то, боюсь, я в гневе изувечу,

Сверх всякой меры подлых искалечу.

Вис ослеплю, распутство вырвав с корнем,

А мамку мы на виселице вздернем.

Рамина прогоню я на чужбину,

Забуду, что я братом был Рамину,

От этих трех свою страну очищу,

Не подпущу их к своему жилищу!"

Но Вис -- гляди! -- сверкая лунным блеском,

Ответила владыке словом резким:

Хоть устрашилась бесконечным страхом, -

В ней срама не осталось перед шахом.

На пышном ложе выпрямилась вдруг,

Являя шаху свет хрустальных рук,

И молвила: "Зачем, о шах могучий,

Меня пугаешь карой неминучей?

Во всем ты прав. Я счастлива, поняв,

Что ты со мною прям, а не лукав.

А ныне -- хочешь -- ослепи меня,

Иль звери пусть сожрут в степи меня,

Иль пусть в тюрьме твою познаю кару,

Иль пусть пойду, босая, по базару, -

Люблю Рамина, плача и греша:

Я и моя душа -- его душа!

Для глаз моих -- он светоч негасимый,

Мой друг, мой царь, мой разум, мой любимый!

Душа с любовью к милому слилась,

Вовек нерасторжима эта связь.

Не кончится моя любовь к Рамину,

Пока сама сей мир я не покину.

Дороже мне, чем Мерв и Махабад,

Его высокий стан и нежный взгляд.

Мне солнце и луна -- его ланиты,

В его глазах мои надежды слиты.

Он мне милее, чем Виру, мой брат,

Он матери дороже мне стократ!

Призналась я во всем, тебе открылась,

Теперь яви мне кару или милость.

Ударь меня, повесь или убей -

Не отступлюсь я от любви моей!

Ты и Виру -- мои владельцы оба,

Я знаю, смертоносна ваша злоба,

Сожжет меня Виру иль цепью свяжет, -

Все будет правильно, что он прикажет.

А ты меня на всей земле прославишь,

Когда меня кинжалом обезглавишь:

Мол, душу отдала за друга смело...

Да я бы сотни душ не пожалела!

Но до тех пор, пока, вселяя страх,

Свою добычу лев когтит в лесах,

Кто в логово ворвется, в эту пасть,

Чтоб у него детенышей украсть?

Кто посягнет на жизнь мою, пока

Живет Рамин, чья участь высока?

Есть океан безмерный у меня, -

К чему ж страшиться грозного огня?

Ты с милым разлучить меня бы смог,

Когда бы ты людей творил, как бог.

Ты предо мной бессилен. Знай заране:

Я не боюсь ни смерти, ни страданий!"

Разгневан был и потрясен Виру,

Когда свою он выслушал сестру.

Он потащил ее скорее в дом,

Сказал: "Наш род покрыла ты стыдом!

Смотри, с царем царей ты дерзко споришь,

Себя позоришь и меня позоришь,

При мне и при царе, не зная срама,

В любви к Рамину признаешься прямо!

Но чем тебе понравился, однако,

Рамин -- пустой повеса и гуляка?

Чем он гордится? Сладкозвучной лютней

Да песенкой, которой нет распутней!

Игрой он тешит пьяниц всей столицы

Да сказывает сказки, небылицы.

Он вечно пьян, криклив, его занятье -

Закладывать виноторговцам платье.

Его друзья -- ростовщики-евреи:

Они для забулдыги всех милее!

Мне странно, что влюбилась ты в такого,

Что ты страдаешь ради пустослова.

Теперь ты вспомни стыд, побойся бога,

Не то судьба тебя накажет строго.

Есть у тебя -- ты вспомни -- брат и мать.

Ты хочешь их позором запятнать?

Ты горе принесла родным и близким,

Не оскорбляй их поведеньем низким.

Не поддавайся дивов наважденью,

Из-за Рамина не стремись к паденью.

Рамин -- твой сахар, сладкий мед манящий,

Но все же вечный рай гораздо слаще.

Я все сказал. Тебя предостерег.

Подумай. Над тобой -- супруг и бог."

Так говорил Виру своей сестре,

Что плакала на утренней заре.

"О брат, -- сказала Вис, -- ты прав, ты прав,

Одно лишь древо истины избрав,

Но я повержена в такое пламя,

Что не помочь мне добрыми словами.

Смертелен так любви моей недуг,

Что не спасет меня ни брат, ни друг.

Что было -- было. Вот судьбы приказ.

Что пользы мне от слов твоих сейчас?

Пусть буду заперта я на замок,

Но вор уже похитил все, что мог!

Рамин меня сковал своею страстью,

Мне из оков не вырваться, к несчастью!

И если ты мне скажешь: "Выбирай,

Что дать тебе, -- Рамина или рай", -

Рамина изберу, клянусь я ныне,

Рай для меня -- в возлюбленном Рамине!"

Решил Виру, что надо перестать

Пред нею бисер без толку метать.

Сестру покинул, чувствуя тревогу,

Дела обоих поручая богу.

Лишь солнце покатилось в нужный срок,

Как будто мяч рукой толкнул игрок,

Шах самых знатных кликнул поутру,

Чтоб на ристалище начать игру.

На левой стороне был царь царей,

Он двадцать возглавлял богатырей,

И у Виру на правой стороне

Отважных -- двадцать, каждый -- на коне.

На стороне царя -- Рафед, Рамин,

На стороне Виру -- Аргуш, Шарвин.

Средь игроков немало ты найдешь

Сановников, воителей, вельмож.

Взметнулся мяч, -- игра кипела бурно,

Его подбрасывали до Сатурна!

В тот день за превосходную игру

Хвалили все Рамина и Виру.

Они средь игроков искусных, славных

В игре с мячом себе не знали равных.

С дворцовой крыши, засверкав зарей,

Вис любовалась ловкою игрой, -

Рамина, брата видела успех:

Они понравились ей больше всех.

И на душе ей стало тяжело,

Лик побледнел, нахмурилось чело.

Как в лихорадке задрожала Вис, -

Так на ветру трепещет кипарис.

Как бисер, на глазах блеснули слезы,

Ланит прелестных увлажнились розы.

Сказала ей кормилица умильно:

"Ужели ты пред сатаной бессильна?

Зачем с душой своей ведешь борьбу?

Зачем ты жалуешься на судьбу?

Иль ты не дочь Шахру, дитя Карана?

Твой муж -- Мубад, Виру -- твоя охрана!

Иль ты -- не наша Вис, мечта великих?

Иль ты не солнце средь месяцеликих?

Иль ты не стала госпожой Ирана?

Хозяйкой, славой и душой Турана?

Вступаешь, как владелица, в Иран,

Твоим подножьем стелется Туран!

Тебя ревнует солнце, а луна

К тебе, красивой, зависти полна.

Твоей самодержавной красотой

Пленен Рамин, красавец молодой.

Пройдет любая боль твоя, кручина,

Как только ты посмотришь на Рамина!

Ему земля желает покориться,

А ты -- луна, ты для небес царица.

Зачем же плачешь, бога упрекая,

Что дал тебе, живой, -- блаженство рая?