Хуан Хименес - Вечные мгновения

Я заиграл на ней: так странно
мне подарил певучий звук
весеннюю зарю, девчушек
и розами покрытый луг,
нежданную печаль и нежность,
стеснившую смущеньем грудь,
как будто беглая улыбка
спешит во вздохе потонуть…
Грусть и веселье, смех и стоны
лились, как будто в полусне, —
так, словно женщина внимала
неведомо откуда мне…

Я розу грустную в тот вечер
в задумчивую флейту вдел,
чтоб музыкой и ароматом
озвучила сырой предел.

Пусть оживет в ней женский голос,
растерянность и доброта,
хрусталь печали и улыбки,
мед взгляда нежного и рта.

Пусть темнота и трепет пальцев
перебирают неспеша
ленивые уста, в которых
очнулась песня камыша —

точь-в-точь напев неразличимый,
слетающий с вечерних крон,
когда, едва коснувшись слуха,
меж листьев ускользает он…

И вот я розу к ней приставил,
чтоб не могли ее унесть, —
пусть музыкой и ароматом,
рыдая, подает мне весть.

Отзвучала сирена, и луна все печальней.
Потянуло с востока дорассветным туманом.
Лай собак замирает — на окраине дальней,
и весь мир исчезает, потонув в безымянном.

Свет луны разольется по кладбищенским ивам…
Вспыхнет мох под луною на старинном соборе…
Заблестят ее слезы в роднике торопливом…
И земля опустеет. И останется море…

Это дерево с ветхой листвою
стало солнечным шаром литым, —
это дерево скорбное стало
склепом мертвенным… и золотым.

Приготовилось к смерти спокойно,
примирилось уже, что мертво…
Два томительных месяца муки
позлатили страданья его.

Капли над водою…

По речным затонам
камыши пригнуло
к берегам зеленым.
Как дохнуло горько
поле молодое!

Капли над водою…

О челнок мой утлый —
в беспросветном мире,
как надежда, смутный!
Над рекой седою —
сердце сиротою!..

Капли над водою…

…И я уйду. А птица будет петь
как пела,
и будет сад, и дерево в саду,
и мой колодец белый.

На склоне дня, прозрачен и спокоен,
замрет закат, и вспомнят про меня
колокола окрестных колоколен.

С годами будет улица иной;
кого любил я, тех уже не станет,
и в сад мой за беленою стеной,
тоскуя, только тень моя заглянет…

И я уйду; один — без никого,
без вечеров, без утренней капели
и белого колодца моего…
А птицы будут петь и петь, как пели.

Я погрузился в рощу.
Как роща благоухала!
Благоухала — непостижимо!

Я погрузился в речку.
Как она убегала!
Как убегала — непостижимо!

Как в зеркало, в дружбу
глядят наши души…
А на закате стало небо
еще спокойней и бездонней.
Сегодня вечером повсюду
тебя я чувствую, Антонио.

А этот Аполлонов вечер,
он пахнет музыкой и раем,
и наши лиры мотыльками
в закатном пламени сгорают.
Ах, наши лиры на закате,
где струны — огненные струи!
Не к ним ли завтра эти розы
прильнут бессмертным поцелуем?

А ты — в дали, где солнце тонет, —
ты помнишь обо мне, Антонио?

На потолке вагона размытый блик — светает?
Заплаканные окна туманятся белесо…
Смыкаются разрывы — и снова пролетают
прильнувшие друг к другу потемки и утесы.

Селенья пеленою окутаны, как снами,
которыми забылись сырые луговины;
несокрушимы скалы, встающие над нами,
в тумане — или в небе? — пропав до половины.

Без остановки мимо… За изморосью хмурой
в мутнеющем оконце бегущего вагона
мелькнет полунагая прекрасная фигура:
— Прощай!
— Прощай!
Лишь капли бормочут монотонно.

Беспокойные тучи сочатся зарею —
утро? вечер? Бесцельно кружат в отдаленье
крылья сумрачных мельниц за дымкой сырою,
на унылом ветру расплываясь, как тени.

Полупрозрачны и безмятежны долины,
и туманны отары на склонах белесых.
Грубо выведен чернью на кромке карминной,
мирно дремлет пастух, опираясь на посох.

Бурый камень селений; погост на взгорье —
и ни веки зеленой, ни розы, ни птицы!
Трудно брезжит рассвет в нелюдимом просторе,
где на брошенной пашне бурьян золотится.

Омыла нам сердца тенистая вода,
и пахнет розами ручей среди малины.
А в небе на ветру колышется звезда,
льют нежный аромат нездешние долины.

Уже царит луна над отсветами дня.
В небесной ясности коза стоит на круче,
одна среди цветов, и падает, звеня,
капель бубенчика протяжно и плакуче.

Любовь так молода! Еще душа нежна,
как цвет на миндале, как стебель майорана,
еще блаженно спят под сердцем семена
грядущих горестей, посеянных так рано!

Бродят души цветов под вечерним дождем.
О ростки желтоцвета по кровельным скатам,
вы опять отогрели заброшенный дом
нездоровым и стойким своим ароматом!