Александр Полежаев - Стихотворения

Вот поразительная "Песнь погибающего пловца", возникшая как бы на руинах других, малоудавшихся "песен" поэта, стилизованных то под традиционный романс, то под "русскую песню", как ее понимали в то время. "Песнь погибающего пловца" по своей трагической мощи - один из наиболее запоминающихся голосов в русской лирике:

I

Вот мрачится

Свод лазурный!

Вот крутится

Вихорь бурный!

Ветр свистит,

Гром гремит,

Море стонет

Путь далек...

Тонет, тонет

Мой челнок!

II

Все чернее

Свод надзвездный,

Все страшнее

Воют бездны.

Глубь без дна

Смерть верна!

Как заклятый

Враг грозит,

Вот девятый

Вал бежит!..

В этом удивительном стихотворении, как и в пушкинских "Бесах", слышен непрекращающийся, поистине космический гул разбушевавшихся стихий, грозящих человеческой малости, вселенский треск и грохог, перекрывающий "песнь погибающего пловца". Здесь предстает устрашающий образ обезумевшего мира, мимоходом погребающего хрупкую ладью с "бесприютным странником", мира, расплескивающего остатки обесцененной, неудавшейся жизни. Здесь Полежаев нашел наиточнейшее художественное соответствие тому "морю бед", в котором он плавал "с юных лет" - традиционнейшие, тысячелетние образы разгулявшейся стихии и гибнущего в ней челнока поэт поверяет напряженнейшим личностным чувством, с помощью изощренной звукописи, как бы "сонатной формы" столь же изощренной композиции, трагической (другого слова не найти), рвущей мысль и чувство цезуры, сопрягает их со своим "опытом", накопленным на самых дальних кругах николаевско-имперского ада. Поразительно также то, как в этом стихотворении древняя аллегория моря и ладьи внезапно "опредмечивается", облекается ревущей плотью реального моря, а через точное маринистическое письмо поэта просвечивает его безысходная "сухопутная" ситуация.

Леонид Андреев сравнил значение литературы для истории с подвигом радиста "Титаника", который до последней секунды передавал сигналы "SOS". Наиболее сильная часть Полежаевской поэзии также совмещает в себе катастрофу и нескончаемые сигналы о ней. Тем самым Полежаев спасал не столько себя, сколько идею человека, косвенным образом утверждая необходимость нового, справедливого и доброго мира, слабый образ которого предстает в его чудных и хрупких стихах-игрушках.

Лет за десять до гибели поэт писал о своей будущей могиле:

И нет ни камня, ни креста.

Ни огородного шеста

Над гробом узника тюрьмы

Жильца ничтожества и тьмы...

("Александру Петровичу Лозовскому") ."Арестант"

Он оказался прав. Гроб с его телом, обглоданным в госпитальном морге крысами, опустили среди безымянных нищих могил Семеновского кладбища. Там без камня и креста - он и затерялся... Но остались стихи Полежаева, мощно вырывающиеся из эстетической усредненности, стихи, упрямо воюющие за бессмертие и завоевывающие его...

Гори ж, сияй.

Заря святая!

И догорай,

Не померкая!

("Провидение")

Вадим Скуратовский

НЕПОСТОЯНСТВО

Он удалился, лицемерный,

Священным клятвам изменил,

И эхо вторит: легковерный!

Он Нину разлюбил!

Он удалился!

Могу ли я, в моей ли власти

Злодея милого забыть?

Крушись, терзайся, жертва страсти!

Удел твой - слезы лить:

Он удалился!

В какой пустыне отдаленной,

В какой неведомой стране

Сокрою стыд любви презренной!

Везде все скажет мне:

Он удалился!

Одна, чужда людей и мира,

При томной песне соловья,

При легком веяньи зефира

Невольно вспомню я:

Он удалился!

Он удалился - все свершилось!

Минувших дней не возвратить.

Как призрак, счастие сокрылось...

Зачем мне больше жить?

Он удалился!

1825.

ЛЮБОВЬ

Свершилось Лилете

Четырнадцать лет;

Милее на свете

Красавицы нет.

Улыбкою радость

И счастье дарит;

Но счастия сладость

Лилеты бежит.

Не лестны унылой

Толпы женихов,

Не радостны милой

Веселья пиров.

В кругу ли бывает

Подруг молодых

И томность сияет

В очах голубых;

Одна ли в приятном

Забвеньи она

Везде непонятным

Желаньем полна;

В природе прекрасной

Чего-то ей нет,

Какой-то неясный

Ей мнится предмет:

Невольная скука

Девицу крушит,

И тайная мука

Волнует, томит.

Ах, юные лета!

Ах, пылкая кровь!

Лилета, Лилета!

Ведь это - любовь.

<1832>

НОВАЯ БЕДА

Беда вам, попадьи, поповичи, поповны!

Попались вы под суд и причет весь церковный!

За что ж? За чепчики, за блонды, кружева,

За то, что и у вас завита голова,

За то, что ходите вы в шубах и салопах,

Не в длинных саванах, а в нынешних капотах,

За то, что носите с мирскими наряду

Одежды светлые себе лишь на беду,

А ваши дочери от барынь не отстали:

В корсетах стиснуты, турецки носят шали,

Вы стали их учить искусству танцевать,

Знакомить с музыкой, французский вздор болтать.

К чему отличное давать им воспитанье?

Внушили б им любить свое духовно званье,

К чему их вывозить на балы, на пиры?

Учили б их варить кутью, печь просвиры.

Коль правду вам сказать, вы, матери, неправы,

Что глупой модою лишь портите их нравы.

Что пользы? Вот они, пускаясь в шумный мир,

Глядят уж более на фрак или мундир

Не оттого ль, что их по моде воспитали,

А грамоте учить славянской перестали?

Бывало, знали ль вы, что значит мода, вкус?

А нынче шьет на вас иль немец, иль француз.

Бывало в простоте, в безмолвии вы жили,

А нынче стали знать мазурку и кадрили.

Ну, право, тяжкий грех, оставьте этот вздор;

Смотрите, вот на вас составлен у:х собор.

Вот скоро Фотий сам с вас мерку нову снимет,

Нарядит в кофты всех, а лишнее все скинет.

Вот скоро, дайте лишь собрать владыкам ум,

Они вам выкроят уродливый костюм!

Задача им дана, зарылись все в архивы.

В пыли отцы, в поту! Вот как трудолюбивы:

Один забрался в даль под Авраамов век

Совета требовать у матушек Ревекк,

Другой перечитал обряды назореев,

Исчерпал Флавия о древностях евреев,

Иной всей Греции костюмы перебрал,

Другой славянские уборы отыскал.

Собрали образцы, открыли заседанье

И мнят, какое ж дать поповнам одеянье,

Какое - попадьям, какое - детям их?

Решите же, отцы! Но спор возник у них:

Столь важное для всех, столь чрезвычайно дело

Возможно ль с точностью определить так смело?

Без споров обойтись отцам нельзя никак,

Иначе попадут в грех тяжкий и просак.

О чем же этот спор? Предмет его преважный:

Ходить ли попадьям в материи бумажной,

Иметь ли шелковы на головах платки,

Носить ли на ногах Козловы башмаки?

Чтоб роскошь прекратить, столь чуждую их лицам,

Нельзя ли обратить их к древним власяницам;