Иван Никитин - Сочинения

Светлая грудь океана

Дышит как будто сквозь сон.

Медленно, ровно качаясь,

В гавани спят корабли;

Берег, в воде отражаясь,

Смутно мелькает вдали.

Смолкла дневная тревога...

Полный торжественных дум,

Видит присутствие бога

В этом молчании ум.

1850

ДУВ

От темного леса далеко,

На почве бесплодно-сухой,

Дуб старый стоит одиноко,

Как сторож пустыни глухой.

Стоит он и смотрит угрюмо

Туда, где под сводом небес

Глубокую думает думу

Знакомый давно ему лес;

Где братья его с облаками

Ведут разговор по ночам

И дивы приходят толпами

Кружиться по свежим цветам;

Где ветер прохладою веет

И чудные песни поет,

И лист молодой зеленеет,

И птица на ветках живет.

А он, на равнине песчаной,

И пылью и мохом покрыт,

Как будто изгнанник печальный,

О родине милой грустит;

Не знает он свежей прохлады,

Не видит небесной росы

И только - последней отрады

Губительной жаждет грозы.

1850

ТАЙНОЕ ГОРЕ

Есть горе тайное: оно

Вниманья чуждого боится

И в глубине души одно,

Неизлечимое, таится.

Улыбку холодом мертвит,

Опор не ищет и не просит

И, если горе переносит,

Молчанье гордое хранит.

Не всякому нужна пощада,

Не всяк наследовать готов

Удел иль нищих, иль рабов.

Участье - жалкая отрада.

К чему колени преклонять?

Свободным легче умирать.

1850

ВЕЧЕР

Когда потухший день сменяет вечер сонный,

Я оставляю мой приют уединенный

И, голову свою усталую склонив,

Задумчиво иду под тень плакучих ив.

Сажусь на берегу и, грустной думы полный,

Недвижимый, гляжу на голубые волны,

И слушаю их шум и жалобный призыв,

И с жизнию моей я сравниваю их...

Вдали передо мной душистый луг пестреет,

Колышется трава, и желтый колоо зреет,

И, тучных пажитей обильные плоды,

Стоят соломою накрытые скирды;

За гибким тростником глубокие заливы,

Как зеркала, блестят; на золотые нивы

Спускается туман прозрачною волной,

И зарево зари сияет над рекой.

И кажется мне, все какой-то дышит тайной,

Й забываю я тогда свой день печальный,

С оставленным трудом без жалобы мирюсь,

Гляжу на небеса и в тишине молюсь.

1850

КЛЮЧ

В глубоком ущелье, меж каменных плит,

Серебряный ключ одиноко звучит;

Звучит он и точит жемчужные слезы

На черные корни засохшей березы,

И катятся с камня те слезы ручьем,

Бесплодно теряясь в ущелье глухом.

Давно уж минули счастливые годы,

Когда он, любимец цветущей природы,

Алмазные брызги кругом рассыпал,

Когда его путник отрадою звал,

Когда дерева близ него вырастали,

И листья зеленые тихо шептали,

И сам он при свете блестящей луны

Рассказывал чудные были и сны.

Теперь, одинокий, зарос он травою,

Стал скуден и мутен, и знойной порою

К нему не приходит пробитой тропой

Измученный путник за чистой водой.

В ту пору, как горы туман одевает,

Над ним, как бывало, теперь не играет

Сверкающий месяц нроврачным лучом,

И звезды, как прежде, не смотрятся в нем.

Лишь старый скелет обнаженной березы

Глядит на его бесполезные слезы,

Да изредка ветер к нему прилетит

И с ним при мерцании звезд говорит

Про светлые реки и синее море,

Про славу их в свете и жизнь на просторе.

1850

НОЧЬ

Оделося сумраком поле. На темной лазури сверкает

Гряда облаков разноцветных. Бледнея, варя потухает.

Вот вспыхнула яркие звезды на небе одна 8а другой,

И месяц над лесом сосновый поднялся, как щит золотой;

Извивы реки серебристой меж зеленью луга блеснули;

Вокруг тишина и безлюдье: и поле и берег уснули;

Лишь мельницы старой колеса, алмаз рассыпая, шумят

а с ветром волнистые нивы бог знает о чем говорят,

а кольях, вдоль берега вбитых, растянуты мокрые сети;

Вот бедный шалаш рыболова, где вечером резвые дети

Играют трепещущей рыбой и ищут в траве водяной

Улиток и маленьких камней, обточенных синей волной;

Как лебеди, белые тучи над полем плывут караваном,

Над чистой рекою спят ивы, одетые легким туманом,

И, к светлым струям наклонившись, сквозь чуткий,

прерывистый сон

Тростник молчаливо внимает таинственной музыке волн.

1850

* * *

Как мне легко, как счастлив я в тот миг,

Когда, мой друг, речам твоим внимаю

И кроткую любовь в очах твоих,

Задумчивый, внимательно читаю!

Тогда молчит тоска в моей груди

И нет в уме холодной укоризны.

Не правда ли, мгновения любви

Есть лучшие мгновенья нашей жизни!

Зато, когда один я остаюсь

И о судьбе грядущей размышляю,

Как глубоко я грусти предаюсь,

Как много слез безмолвно проливаю!

1850

ПОЭТУ

Нет, ты фигляр, а не певец,

Когда за личные страданья

Ждешь от толпы рукоплесканья,

Как милостыни ждет слепец;

Когда личиной скорби ложной

Ты привлекаешь чуждый взгляд

С бесстыдством женщины ничтожной,

Доставшей платье напрокат.

Нет, ты презрения достоин

За то, что дерзостный порок

Ты не казнил как чести воин,

Глашатай правды и пророк!

Ты пренебрег свой путь свободный,

К добру любовию согрет,

Не так бы плакал всенародно

От скорби истинный поэт!

Ты позабыл, что увядает

Наш ум в бездействии пустом,

Что истина в наш век страдает,

Порок увенчан торжеством;

Что мы, как дети, не развили

В себе возвышенных идей

И что позором заклеймили

Себя, как граждан и людей,

Что нет в нас сил для возрожденья,

Что мы бесчувственно влачим

Оковы зла и униженья

И разорвать их не хотим...

Об этом плачь в тиши глубокой,

Тогда народ тебя поймет

И, может быть, к мечте высокой

Его укор твой приведет.

1850, январь 1855

* * *

Когда закат прощальными лучами

Спокойных вод озолотит стекло,

И ляжет тень ночная над полями,

И замолчит веселое село,

И на цветах и на траве душистой

Блеснет роса, посланница небес,

И тканию тумана серебристой

Оденется темнокудрявый лес,

С какою-то отрадой непонятной

На божий мир я в этот час гляжу

И в тишине природы необъятной

Покой уму и сердцу нахожу;

И чужды мне земные впечатленья,

И так светло во глубине души:

Мне кажется, со мной в уединеньи

Тогда весь мир беседует в тиши.

1851

* * *

Когда один, в минуты размышленья,

С природой я беседую в тиши,

Я верю: есть святое провиденье

И кроткий мир для сердца и души.

И грусть свою тогда я забываю,

С своей нуждой безропотно мирюсь,

И небесам невидимо молюсь,

И песнь пою, и слезы проливаю...

И сладко мне! И жаль мне отдавать

На суд людской восторги вдохновений

И от толпы, как платы, ожидать

Пустых похвал иль горьких обвинений.

Глухих степей незнаемый певец,