Владимир Маяковский - Информация о В В Маяковском

Никакой манерности или вычурности, чудаковатости в движениях М. не наблюдалось. Напротив, все движения его были очень просты и естественны. М. усвоил некоторую театральную выразительность движений. Рисовка не была ему свойственна, но М. был хорошего мнения о себе - о своем таланте, внешности и даже ... фамилии, а потому охотно демонстрировал все это перед массами людей, перед огромными аудиториями. Эти же черты проглядывали и в случаях, когда М. входил в общение с незнакомыми людьми.

Способность к театральному мастерству была выражена у М. очень хорошо. Шкловский рассказывает: "Маяковский писал сценарии. Сам играл. Играл он Мартина Идэна, названного им Иваном Новым ... Снимался Маяковский в сентиментальной вещи "Учительница рабочих" ("Барышня и хулиган")[38]. По отзыву Мейерхольда, М. вносил в приемы своей игры много нового. "В нем, говорит Мейерхольд, - были задатки актера будущего, актера без автора"[39]. В трагедии "Владимир Маяковский", которую ставили в Ленинграде ранние футуристы, М. играл заглавную роль. Следует отметить, что М. играл и мог играть на сцене только самого себя или людей, на него похожих. Любопытно в этой связи указание Кассиля, что М. очень хотел сыграть роль Базарова[40].

Маяковский имел голос низкий, бас, красивого металлического тембра. "Был он громадный, с басом" - говорит уже о 15-летнем М. его школьный товарищ.

"Говорил сильным голосом", - рассказывает Л. Ю. Брик. Действительно, голос у М. был очень звучный, громкий и сильный. "Голос труба" -подтверждает Асеев[41]. Сам М. гордился, по-видимому, своим голосом, подчеркивая его силу и выразительность. Он не раз говорил, что современному поэту необходимо иметь хорошую "глотку". Описывая скандал на диспуте о живописи[42], Асеев рассказывает:

"Шум в зале перешел в рев. Кончаловский что-то кричал, но его уже заглушал шторм голосов ... тогда взвился "охоты поэта сокол-голос" (выражение самого М.) ... и перекрыл и шум зала, и хохот, и крики, и шарканье ног. Зал затих, придавленный мощью, красотой и силой никогда неслышанного еще голоса".

Никулин рассказывает:

"Этот полновесный голос внезапно приобретал такую мощь, что мог покрыть рев тысячи орущих глоток. И вместе с тем этот голос мог произносить теплые и дружеские слова..."[43]

Лишь в последние годы жизни голос М. стал несколько сдавать в отношении чистоты и силы звука. Голос у М. стал "негромкий и чуть надорванный" (Никулин).

Говорил М. очень четко и ясно. Привычка выступать перед огромными аудиториями заставляла его следить за ясностью и четкостью своей речи.

Говорил М. обычно низким голосом, несколько протяжно, как бы с ленцой, очень четко, выразительно, с хорошей дикцией. Известно, что М. работал над чистотой своего произношения как это делают актеры[44].

М. очень любил в своих стихах и в разговорной речи аллитерации, в особенности на букву "р". Так, свой московский адрес он произносил, великолепно громыхая этими "рр": "Воронцовская - Гендриков переулок!"

Голос был выразительный. "Нельзя передать легкость и своеобразие его диалога, неожиданность интонаций" (Никулин). Если с эстрады М. нужно было оттенить какую-нибудь свою остроту, основанную на тонких нюансах произношения, он делал это с исключительным блеском. Но надо сказать, что в моменты плохого настроения голос М. мог показаться маломодулирующим. Он выговаривал тогда слова "негромко и медленно, но эта медлительность могла обратиться вдруг в стремительность и легкость" (Никулин)[45].

Обычно речь М. текла всегда уверенно, ровно и сильно, нормально повышаясь и понижаясь в пределах диапазона. Говорил со средней быстротой. По сравнению с движениями речь М. производила впечатление скорее замедленной (О. Брик).

Назвать М. словоохотливым нельзя. Необходимо отметить однако, что было как бы два М. На эстраде он был в высшей степени разговорчивым. В обычных же условиях, случалось, на него находили припадки неразговорчивости, когда бывал скуп на слова.

В раздражении повышал голос и начинал говорить торопливо, до пены на губах. Слова он произносил правильно, правильно ставил ударения и строил фразы. Это "была блестящая русская речь" (Л. Ю. Брик). Следует отметить, однако, что на речи М. сказывалось иногда влияние наших южных говоров и некоторые слова М. произносил неправильно. Так, он говорил "ложите" вместо "кладете".

Писал М. скорее медленно. Вообще писать не любил и писал мало, письменная речь отступала по сравнению с устной на задний план. Писал очень отрывисто и лаконично, короткими фразами. Такой же отрывистый и лаконичный стиль был характерен, как известно, и для поэтического творчества М.

Писал с орфографическими ошибками, что О. М. Брик объясняет, главным образом, тем, что часто писал фонетически, например, рифмуя к слову "жирафф" слово "узнаф" вместо "узнав". Знаков препинания не ставил. Принося стихи в редакцию, просил проставить в рукописи "значки". Одно из детских писем, адресованное сестре Людмиле, было написано спиралью[46].

Склонность к рисованию проявилась у М. очень рано, причем интересно, что рисунок носил уже на первых порах выраженный характер шаржа. Родные передают, что уже к 10-и годам маленький М. рисовал карикатуры на различные темы семейной жизни. Так, нарисовал раз себя с дюжиной стульев (его обязанностью было расставлять стулья к обеду). Любил рисовать карандашом, любил графику, но мог писать также и акварелью, масляными красками.

Наиболее свойственный М. художественный стиль в рисовании был с несомненностью, в зрелый период его жизни, стиль агитационного плаката. В связи с этим нужно подчеркнуть, что М. в рисовании предпочитал основные элементарные и яркие цвета (не полутона), схематичность рисунка и контрастность цветовых сочетаний (для ознакомления с творчеством М. в этой области см. издание собрания рисунков ИЗОГИЗ'а[47]).

Музыкальный слух у М. совершенно отсутствовал. В этом вопросе существует полное единогласие среди всех, знавших М. Каменский передает, что "отличался полным отсутствием музыкального слуха. Не мог спеть самой простой мелодии, хотя и порывался часто петь". Л. Ю. Брик отмечает, что музыкального слуха у М. не было никакого. Чрезвычайно фальшивил. Родные также отмечают, что музыкой М. не интересовался: "никогда не подходил даже к роялю".

В противоположность полному отсутствию музыкальной одаренности, все, знавшие М., подчеркивают его необычайную ритмическую одаренность в отношении слов, имевшую несомненно очень большое значение для его поэтического творчества. Л.Ю. Брик и Каменский указывают, что у М. чрезвычайно было развито чувство словесного ритма. Товарищ М. по школьным годам сообщает: "говорил М... необыкновенно ритмично, находясь во власти стихотворных волн, которыми он был полон". <...>