Эдуард Лимонов - Стихотворения

И все провинциальные поэты
Уходят в годы бреды Леты
Стоят во вдохновенных позах
Едва не в лаврах милые и в розах

Расстегнуты легко их пиджаки
Завернуты глаза за край рассудка
Когда-то так загадочно и жутко
Стоят на фоне леса иль реки

Где вы ребята? Кто вас победил?
Жена, страна, безумие иль водка?
Один веревкой жизнь остановил
Другой разрезал вены и уплыл

Аркадий… Ленька… Вовка…

На полу лежат несколько седых волос Эдуарда
Их бы следовало подобрать руками или пылесосом
Но Эдуард настолько еще одурманен гашишем
Что никак не может собраться…
Сконцентрироваться ему трудно
И проходя мимо волос раз уже десять
Он все-таки говорит себе «Позже.
Я ведь иду на кухню поставить чаю
Чай важнее, чем сорный волос
Подыму волос — о чае забуду…
Прямая существует опасность…»

Потому седые волосы. Коротки и прямы
Лежат на полу и глаза мозолят

О, гашиш! Восточный источник лени!
Не курите, друзья мои, гашишу
В запустение гашиш дом приводит…

Роза стоит в бутыли
Большая роза прекрасна
Она как большая брюнетка
Как выросшая Брук Шилдс до отказу

А кто же принес мне розу?
Ее принесла мне… подруга
Подруга — жена бандита.
Люблю опасные связи…

Ох, если бандит узнает,
от распрей междоусобных
с другими бандитами, сразу…
от маленьких проституток,
которых он сутенерит…
ко мне и жене повернется…
Убьет он нас двух, пожалуй…
Имеет два револьвера
И верных друзей в придачу…

Боюсь. Но любить продолжаю
Я тело жены бандита
И ласковый темперамент
Сладки опасные связи…

Она подарила мне ручку
И подарила цепочку
И принесла мне розу
Одела на палец колечко
А кто я такой ей? Любовник…

Могла бы решить: «Не нужно
Сделает и без розы,
Даже коты умеют
Знают как влезть на кошку…
На кой мне нести подарки…»

Из солнечной из долины
Где родилась… До Парижа
Девочка докатилась
Разные нас дороги
Внесли в этот серый город…
Спасибо за твою ласку —
Подруга — жена бандита…

Ох и Людвиг-поляк, ну он и Людвиг!
Зубы рыжие ощерит и смеется
(Будто скачет разбитая телега
Поперек моего большого детства…)
Кокаину нюхнет, а после пивом
Кокаинную светлость он снимает…

Рядом бегает черная собака…
Дальше прыгает сын в жерле квартиры
Гости Людвига пьют да горлапанят
Режиссеры… Актеры и актрисы
(И Анук Эмэ была там с ними,
Только старая. Бедная стеснялась…)

Проживает Людвиг на Монмартре
Он его поддерживает славу
По монмартрским переулкам он качает
Свою пивом надутую фигуру
«Запердоляный в дупу» он гуляет…

Есть еще на свете и поляки…

Но однако Людвиг прост не так-то
И свои проблемы он имеет
И имея все свои проблемы
Он однако их вовсе не решает…

Инспектор тюрьмы и начальник работ
Прекрасный вокруг народ
Светлейшие лица, большие очки
Добрейшие мысли и с флагом значки

Французский флаг развевается вздут
Под флагом каждый одет-обут
Под флагом каждый с бутылкой вина
И по паштету на говоруна

Да здравствуют кролики разных народов
Сплоченные вместе приятным трудом
Повысим усилия кролиководов
И больше кроликов произведем

К утру через матку выходит кролик
Ботинки. Жакет. Голубая плешь.
Зовут его Жан и зовут его Толик
Возьми-ка морковку, дурак, и ешь

Очки и пиджак и галстук на темя
На жопу глаза и в карман — банкнот
А ну, расступитесь, Товарищ Время
К своей Демократии кролик идет

Несет он ей губы и острые зубы
Сосет ее грудь горячо
Жандармы трубят во французские трубы
Взнеся с аксельбантом плечо…

Сосед англичанин надел кожух
Подругу взял и пошел в кино
И не возвращался часов до двух
Вернулись вдвоем, я видал в окно

В Париже холод такой густой
Как будто Сибирь — Красноярский край
И нету дома. «Пойду Домой!»
А сам идешь в дровяной сарай

Живу как волк и умру как волк
Вчера пережрал и болит живот
Свинину ел и была как шелк
Но много съел и страдаю вот

Была бы жена чтоб сказать «Постой!
Довольно съел. Потерпи до утра».
Но так как живу я вдвоем с собой
Так ем раз в день и по полведра

К чему эта жизнь меня приведет
Как всех к концу, а конец один
Я вижу как грубо мой труп кладет
В большой чемодан чужой господин

Нет он не поправит за членом член
Чтоб мягко лежали, не терлись бы
Его профсоюз ввиду низких цен
Ведет забастовку против судьбы…

В камнях на солнце рано
Лежу как обезьяна
Напоминая мой недавний бред
Между камнями на песке скелет
Большой макрели. Чайки Тихоокеана
От рыбы не оставят мяса. Нет.

Волна в волну, как пули из нагана
Вливаются по воле их стрелка
Как Калифорния крепка!
И частной собственностью пряно
Несет от каждого прибрежного куска

«КОРМИТЬ НЕМНОГИХ. ОСТАЛЬНЫХ
ДЕРЖАТЬ В УЗДЕ
ДЕРЖАТЬ В МЕЧТАХ О МЯСЕ И ГНЕЗДЕ.»

Мне видятся Вселенского Закона
Большие буквы… Пятая колонна
Шпион. Лазутчик. Получил вновь — «На!»
И будет жить как брат Наполеона
Среди других поэтов как говна…

«Тридцать четыре тыщи хочешь?»
Я крабу говорю смущен.
«Уйди, ты что меня щекочешь!»
И в щель скрывает тело он.

Я успеваю в след ему сказать
«Тридцать четыре перемножь на пять»
. . . . . . . . . . . .
Какой поэт у океанских вод
Вульгарно не поглаживал живот
Мы все нечестен. Каждый нас смешон
А все же получает деньги «он»
Мне интересно как это бывает
Что все же «он» все деньги получает
. . . . . . . . . . . . . .
Подставив огненному телу все детали
И тело сваленному древу уподобив
Лежу я, джинсы и сандали
На жестком камне приспособив
И чайка надо мной несется
И грязная, она смеется,
В камнях всю рыбу приутробив
«Что ж ты разрушила макрель?»
Я говорю ей зло и грубо
Она топорщит свою шубу
И целит подлая в кисель
Оставшийся после отлива
Прожорлива и похотлива
Как Дон-Жуан косит в постель
. . . . . . . . . . .
Мне все равно. Я задаю вопросы
Не потому что я ищу ответы
Не эти чайки — мощные насосы
Говна и рыба. Даже не поэты
И нет не мир покатый и бесстыжий
Мне не нужны. Смеясь, а не сурово
Я прожил целый прошлый год в Париже
И как эстет не написал ни слова
. . . . . . . . . . . .
Однако б мне хватило этих сумм
. . . . . . . . . . . .