Виталий Коржиков - Морской сундучок

Я выбежал на мостик. Было ещё совсем темно.

За бортом еле плескалась вода, а впереди, насколько хватало глаз, словно бы поднимались в гору квадратные поля, засеянные электрическими огнями. Целые плантации электрических огней. Не огни, а настоящие электрические подсолнухи — лучи лепестками во все стороны.

— Ну как, нравится? — Это подошёл капитан. Уже в форме.

Мы приблизились к берегу, и поля превратились в городские кварталы.

Вдали поднимались небоскрёбы. С берега на берег пружиной перекинулся мост. Мы пошли по заливу. Мимо пристаней, аэродромов, а небоскрёбы начали подрастать. И стало видно, что город спит. От улиц потянуло свежим утренним сном, туманом.

Но вдруг в одном небоскрёбе зажёгся свет. Одно окошечко. И кто-то в нём стал размахивать рукой. То ли протирал стекло, то ли приветствовал нас. Я тоже помахал на всякий случай.

Тут выглянуло солнце, и всё сразу засверкало, загорелось. И мост, и стёкла в небоскрёбах, и улицы.

А капитан спросил в микрофон:

— Как дела, Никоныч?

Никоныч уже на баке, у якорной лебёдки! Стоит, первым вплывает в Сан-Франциско на своей палубе. Ему первому в лицо сан-францисский ветерок дует.

Я пошёл тоже на бак, но капитан остановил меня:

— Загляните к «грузовому».

Открыл я дверь к Виктору Санычу, а там идёт работа. Сидит за столом Наталья, рисует на листе ватмана наш пароход, а на пароходе — громадного боцмана, как раз на баке.

Наталья посмотрела в иллюминатор и сбоку от парохода нарисовала небоскрёб.

Виктор Саныч как-то торжественно посмотрел на меня, говорит:

— Дело вот какое: нашему боцману шестьдесят лет сегодня. Все моря и океаны прошёл. В Америке был. В Арктике лёд ломал. В войну грузы через океаны возил. На груди у него орден Трудового Красного Знамени, «Знак Почёта», медали. Приветствие надо написать.

— Конечно, надо, — говорю. — Вот так, как сказали, так и надо.

И записал слово в слово. И как ордена на груди горят, и как грузы возил, и как лёд ломал. Красиво получилось.

Пришвартовались мы. Капитан заглянул в каюту, спрашивает:

— Ну что, готово? Вывешивайте, пора боцмана звать!

Я пошёл за Никонычем. А он всё возится на баке. Хозяйство укладывает. Говорит:

— Приду, вот только приберу.

Я повернулся к рубке, руками развёл: «Не идёт!»

Тогда сверху раздалось:

— Боцману подняться наверх!

Никоныч вздохнул, скинул рукавицы: «Поработать не дадут!»

Вошёл в коридор, смотрит — стоит толпа у газеты, читает про ордена, шумит:

— Вот это боцман! Ну боцман! Никому не говорил!

Капитан поздравил его.

А Никоныч хлопнул рукавицей о рукавицу:

— Вот тебе и раз! Чуть про собственный день рождения не забыл!

Только мы успели позавтракать, в столовую вбежала Наталья. Да не в тельняшке, а нарядная, в цветастом платье, затараторила:

— С боцманом в город не собираетесь? Он по какому-то делу идёт, приглашает!

— Хочет инспекцию провести в Сан-Франциско! — сказал Яша.

— А как двигаться? — спросил Витя.

— Где автобусом, где на своих двоих!

Никоныч уже ходил по причалу. В белой рубахе, в плетёной шляпе — не узнаешь!

Витя надел светлый костюм, я — вышитую рубаху: любуйся, Америка!

Следом за нами отстучал по ступенькам чечётку Яша:

— Ну, тронули? Кого ждём?

— А вон, переводчика, — показала наверх Наталья. — Он тут всё знает.

С сигаретой в зубах нас догонял Атлас Вогизыч, штурманёнок.

— Ну, с боцманом и без переводчика не заблудимся! — сказал Яша. — Никоныч тоже всё знает. Поди, ничем его не удивишь.

Но только мы прошли мимо полицейского за ворота, Никоныч удивлённо посмотрел на берег:

— Ого! Вот это понастроили!

На пустыре у самого залива засияли яркие, как игрушечные кубики, коттеджи. Казалось, они собрались сюда позагорать на прекрасном пляже: калифорнийский загар — лучший в мире.

— Юг! Дачи! — сказал Яша.

— Виллы, — уточнил я.

Но Атлас, покуривая, усмехнулся:

— Вы посмотрите на окна.

За открытыми окнами почти везде были видны смуглые люди. Мексиканцы, негры. Они смотрели нам вслед, и лица их были вовсе не курортными — понурыми, удручёнными. Словно у всех сразу случилась какая-то беда. Мы поглядели на Атласа.

— Судовая компания собиралась строить здесь новые причалы, — сказал он. — Но в городе было так много бедняков, неимущих, без крыши над головой. Вот и поставили этот городок. Постройки эти лёгкие, построили быстро.

— А так красиво! — задумчиво сказала Наталья.

Дальше зазеленели привычные заборчики, цветники, понеслись по шоссе машины, и боцман уже ничему не удивлялся.

Становилось жарко, небо раскалялось, и Витя вздохнул:

— Может, поедем? Вон сколько протопали!

Но Никоныч всё не останавливался.

— Старому захотелось поразмяться! — сказал Яша.

Однако боцман не просто шёл, а внимательно вглядывался вперёд, будто что-то искал.

И чуть только раздвинулись, расступились дома, боцман весь подтянулся: пришли!

Перед нами над голубым заливом выгибался гигантский мост. Он разбегался, как палуба могучего корабля, и повисал на гудящих стальных тросах.

Никоныч первым сделал шаг, и следом за ним на мост поднялись и мы.

В ногах загудело, лёгкий ветер заполоскал рубахи. Далеко под нами шли катера, от них клиньями бежали волны. К горизонту катились рыжие, как во Владивостоке, сопки, а вдали на мысу вытянулись к облакам силуэты небоскрёбов. Белые, точёные, будто вырезанные лезвием бритвы из скрипучего пенопласта.

— Вот это красотища! — сказал Яша.

— Лететь хочется! — чуть не пропела Наталья и вскинула руки к небу.

— Голден-Гэйд бридж, — произнёс Атлас Вогизыч. — Мост Золотые ворота.

— Не зря боцман сюда пеший топал, — сказал Витя, а Яша тряхнул головой:

— Вот чёрт! Никто и не поверит, что я в таком месте цыганочку отплясывал! — и хотел отбить чечётку, но посмотрел на боцмана и сдержался.

Никоныч стоял сняв шляпу и смотрел куда-то мимо сопок, небоскрёбов, горизонта. Потом положил руку на поручень и вздохнул:

— Ну вот и всё… Можно ехать.

— А дело? — удивилась Наталья.

— Дело сделано, — сказал боцман.

Наталья удивилась ещё больше:

— Какое?

— Простое, — сказал боцман. — Мы тут с двумя дружками лет тридцать назад фотографировались. Снялись и договорились: кто сюда ещё попадёт, придёт на мост и других вспомнит. Вот я и вспомнил.

— Ну, теперь их очередь! — сказал Яша. — Теперь они придут.

— Нет, — тихо проговорил Никоныч. — Они уже не придут… Это вот вы ещё вернётесь, вспомните. Хорошее место. Ну, поехали?

Мы сели в автобус и молча ехали вверх, через старинные, как музеи, кварталы с двухэтажными домами в балконах, с колоннами, мимо небоскрёбов, а наш штурманёнок рассказывал, как столетие назад от страшного землетрясения рухнул весь город, сопки словно расшвыряли дома, поставленные когда-то первопроходцами, моряками, золотоискателями.