Виталий Коржиков - Морской сундучок

Мы протирали на раскалённой палубе тросы и старались выискать хоть малое пятнышко тени.

Только наш плотник Володя спокойно разгуливал по палубе в шортах и резиновых босоножках.

— У нас в степи и погорячей бывало, — говорил он и похлопывал себя по крепкому загорелому животу.

Скоро с правого борта подул ветер. Над горизонтом задымилась знойная мгла, и откуда-то из пустыни неслись над морем жгучие песчинки. Потом о мачту, о тросы зашелестели горячие струи песка, тут уж и Володя поёжился:

— Жалятся!

Команда бросилась по каютам — задраивать иллюминаторы. Я тоже было собрался бежать, но Володя показал на рыжую тучу:

— Смотри-ка!

Из неё, то поднимаясь, то опускаясь, пробивалось к нам маленькое чёрное облачко. Порывами ветра его сносило в сторону, но оно поворачивало к нам снова.

Я ещё не успел разобрать, что это, а Володя сказал:

— Ласточки.

Через минуту-другую облачко оказалось над палубой, и, ударившись о мачту, к нашим ногам упала маленькая иссохшая ласточка. За ней, с раскрытыми клювами, посыпались на палубу другие, а те, что покрепче, уселись наверху, вцепились лапками в тросы.

— Вот беда! Вот попали! — проговорил Володя, прикрывая лицо ладонями.

Весь день нас обжигало летящим песком. Песок в рубахах, песок на зубах, песок в компоте. По палубе двигались маленькие жёлтые барханы. Все, кто был свободен от вахты, высыпали на палубу собирать ласточек. Собрали, стали поить. Кто из блюдца, кто из губ.

А Володя встал у трюма и вверх смотрит: те-то, верхние, так и сидят — лапки разжать боятся. Без питья и еды сохнут, падают.

— Снять бы их, покуда живые. Да как? — сказал я.

Наш грузовой штурман махнул рукой — «мёртвое дело!» — и ушёл в рубку.

— Ничего не мёртвое! — возразил Володя. — Ну-ка, где там спасательные штаны? Хоть здесь пригодятся.

Подцепили мы к тросу спасательные, похожие на люльку штаны, уселся в них плотник с кошёлкой в руках, и трос потянул его вверх. Потом штаны поехали потихонечку вниз. Володя одной рукой держит кошёлку, другой ласточек в неё снимает. Полкошёлки набрал!

Спустился — и к себе в плотницкую. Как в лазарет. Принёс, водой опрыскал — раз, другой, третий. Поить начал, а там и кормить разварной крупой. По крупинке в клюв. И мы приладились. Даже капитан пришёл. Подержал птаху в руках, покормил и улыбнулся:

— Молодец, плотник!

Ожили птицы, крылья расправили.

А тут ветер стих. Поголубело небо. Берег показался. Зазеленели вдали пальмы, сады. Вынес Володя корзину на палубу, ласточки из неё по одной — на трюм, на поручни, а там вдруг стайкой раз — и к берегу…

Распрощались мы с ласточками, прошёл день-другой, смотрим — сели к нам на палубу четыре птицы. Серенькие, в серебристую крапинку. Как сели, так и приросли к поручням. Жара!

— Вот тебе раз! — удивился Володя. — Скворцы!

Наклонились мы над ними, а они не шелохнутся. Только головы набок чуть поворачивают.

— Откуда же вы, из каких сковоречен вылетели? Может, из-под Запорожья, а? — спросил Володя, взял одного скворца в руки и вдруг говорит: — Ой, ребята, сердчишко-то как колотится!

Отнесли мы птиц в тень, а Володя пошёл к капитану:

— Товарищ капитан, снова птицы. Скворцы. А земля не скоро…

— Ну и что?

— Может, скворечники им сделать?

— А крепить куда?

— К мачтам!

— Ну да! Тоже сказал! — ухмыльнулся грузовой штурман. — Посмотрят, скажут: «Что это ещё за деревня плывёт!»

— А мы аккуратно, — объяснил Володя. — Сзади закрепим и мачтовой краской выкрасим. А подойдём к порту, снимем…

— Ну если сзади — ладно, — согласился капитан и улыбнулся: — Родной деревней немного подышим.

И поплыли скворцы с нами. Из шумных морей — в тихие, из жарких краёв — в прохладные. Внизу — летучие рыбы, вверху — наши птахи. Полетают над океаном, посмотрят на нашу работу, спустятся к камбузу и треплют длинными носами мясо, нарезанное узкими полосками. А плотник справляется:

— Что, хороши черви? Не хуже настоящих! То-то!

А они поклюют, порхнут к скворечникам, к одному и другому, и поют, и смотрят, скоро ли родная земля.

Хорошо! Даже грузовой штурман сказал:

— Ничего себе «каютки» облюбовали!

Но вот миновали мы чужие воды. Ни акул вокруг, ни летучих рыб. А впереди — земля. Родная. Наша.

И лишь вошли в порт, два скворца из нижнего скворечника пурх — и вылетели. А двое улетать не хотят. Нужно скворечники снимать, а они — никуда. Заглянул плотник в птичью «каюту», а там яички…

— Ну и что делать будем? — спрашивает капитан.

Володя снял скворечник с яичками и, едва пришвартовались, пошёл с ним к первому дворику с тополем. Ласково, по-доброму, поклонился хозяйке:

— Бабуля, может, возьмёте жильцов к себе?

Бабуля посмотрела и говорит:

— Хороших жильцов отчего ж не взять? Только на дерево я сама не полезу…

— А это мы мигом! — сказал Володя.

Забрался он на дерево, прикрепил скворечник к тополю. Спустился, посмотрел, как нырнули скворцы в родной домишко, и помахал им: «Живите!»

Отправились мы снова в моря. Идём, плывём, а птицы над нами нет-нет — и пролетают. Иной раз кружат, кричат. Что кричат, не понять. Может быть: «Смотрите, вон палуба. Наша, родная». А может, видят Володю и говорят про него: «Смотрите, а вон человек. Наш. Родной».