Иван Котляревский - Энеида

Но если миру я — помеха,
И в поле ждет меня Эней,
И смерть моя для вас потеха, —
Отвага есть в душе моей!
Мечом по-прежнему владея,
Не испугаюсь я злодея,
Столкнемся мы лицом к лицу.
Будь он Полканом иль Бовою,
Я с ним померяюсь главою!
Дам бой Энею-беглецу».

В конгрессе с Турном препирались,
А чужестранцы в тот момент
Брать город штурмом собирались.
Эней привел их под Лаврент.
Пропали рассужденья втуне,
Латин пустил со страху слюни;
«Вот вам и мир!» — съязвил рутул.
Сробели старшина со знатью,
А Турн явился перед ратью
И даже глазом не моргнул.

Опять народ зашевелился.
Шум, гам, смятенье, суета.
Кто чертыхался, кто молился.
Кто — в крик, а кто сомкнул уста.
Опять война! Опять кручина!
Заботы гнут в дугу Латина.
Он кается от всей души —
Зачем не стал Энею тестем?
Теперь бы тихо-мирно есть им
Коржи, потапцы да кныши!

Одев булатом грудь и спину,
Троян закоренелый враг
Подуськивал свою дружину
Побить Энеевых бродяг.
Сначала подскочил к Камилле,
Как добрый жеребец к кобыле.
Мессапа дьявольскую рать
Царице дал он в подкрепленье
И прочитал ей наставленье —
Куда-де с войском напирать.

Сказал — и на гору-громаду
Махнул до самых облаков.
Устроить он хотел засаду —
Фригийцам надавать пинков.
Эней на вал повел ватагу
И приказал: «Назад ни шагу!» —
Пред строем обнажив свой меч.
Идут! Идут, сомкнувшись тесно,
Сразиться с недругами честно.
Идут, костьми готовы лечь.

Троянцы налетели дружно,
Наваливались на врагов
И оттесняли их натужно
До самых городских валов.
Латынь, оправясь от удара,
Атаки отбивала яро.
За чуб таскал чин чина там,
Как петуха петух — за гребень.
Толкли один другого в щебень
И молотили по зубам.

Но вот Арунт убил Камиллу.
Тогда латинцев обнял страх;
Утратили задор и силу,
Бежать пустились впопыхах.
Их дула Троя в хвост и в гриву.
Латинцы — быть бы только живу! —
Назад чесали во всю прыть.
Ворота башен замыкали,
Своих в укрытье не пускали:
Чужих боялись напустить.

Тури скорчил пакостную мину,
Увидя, что произошло.
Хоть плюнь, — скривил он образину
И на людей косился зло.
Едва не лопнул он с досады
И вывел войско из засады.
Покинул спешно гору, лес
И только что сошел в долину,
Как натолкнулся на дружину —
Узрел Энеевых повес.

Мгновенно разгорелись страсти.
Хотели Турн и пан Эней
Друг друга разодрать на части.
Был каждый лют, как Асмодей.
Не обойтись бы тут без боя.
По счастью, в воду с перепоя
Пан Феб до времени залез,
И под покровом темной ночи
У всех слипаться стали очи.
Любой уснул головорез.

Несолоно хлебавши снова,
Пан Турн остался в дураках,
Латину буркнул он сурово,
Зубами скрежеща в сердцах:
«Скажи задрипанным троянцам, —
Твоим проклятым голодранцам, —
Пускай не пятятся назад!
Иду с Энеем потягаться,
В своих проступках оправдаться.
Убить и околеть я рад!

К Плутону ль отошлю Энея?
Ввалюсь ли в пекло невзначай?
Мне жить, ей-богу, солонее!
Врагу Лавинию отдай…»
— «Эхма! —Латин тут отозвался. —
С чего ты так разбушевался?
А если рассержусь и я?
Под старость лет брехать мне стыдно.
Чтоб не было богам обидно,
Скажу всю правду, не тая:

За земляком не быть Лависе!
На это есть судьбы запрет.
От олимпийских сил завися,
За ослушанье жду я бед.
Меня Амата уломала
И так бока мне натолкала,
Что я Энею отказал.
Жить? Нет ли? Что ж, тебе виднее!
Но было бы всего умнее,
Когда б меня ты развязал

И позабыл мою Лависю.
На свете мало ли невест?
Ну взял бы Муньку или Присю,
Из этих, из других ли мест…
В Ивашках, Мыльцах, Пушкаривке,
И в Будищах, и в Горбанивке
Теперь девчат хоть пруд пруди!
На этот счет у нас не скудно.
Замужнюю украсть не трудно, —
Ты только по душе найди!»

Тем временем явись Амата!
В князька рутульского впилась,
Лобзала в губы стратилата,
Над ним рыдала и тряслась.
«С Энеем не спеши сразиться! —
Сквозь слезы молвила царица. —
Коль треснешь — пропаду и я!
Нас боги без тебя покинут,
Латинцы и рутулы сгинут,
А заодно и дочь моя».

Пан Турн, от гнева цепенея,
Не хочет знать ни слез, ни слов,
Гонца немедля шлет к Энею,
Чтоб завтра биться был готов.
Эней сгорал от нетерпенья.
Он дожидался столкновенья,
Чтоб Турну отхватить башку,
И сам спешил гонца отправить —
Условиться, как рать расставить;
Был с паном Турном начеку.

К заре кишмя кишело всюду.
Сметая всё перед собой,
Тьма-тьмущая честного люду
Ломила поглазеть на бой.
Чтоб не теснить полки полками,
Межевщики пришли с колками
И стали площадь размерять.
Свиней, овец, козлов заклали
Жрецы, молясь, чтоб ниспослали
Им олимпийцы благодать.

В доспехах праздничных, под стягом,
Рядами стройными, как в бой,
Шло войско молодецким шагом,
И ратник пыжился любой.
Две армии враждебных вскоре
Расположились на просторе.
Со всех сторон валил народ,
Толкался, напирал, толпился;
Всяк лез, пихался — торопился
Узреть побоища исход.

Юнона, как богиня, знала,
Что Турну суждено пропасть,
Но голову себе ломала,
Нельзя ли отвратить напасть?
Покликала сестрицу Турна,
Русалку, что звалась Ютурна;
Всё рассказав ей под шумок,
Велела хитрости набраться
Да не зевать, иначе братца
Сотрут, как пить дать, в порошок.

Покуда эти две мудрили,
Здесь двое снаряжались в бой.
Свои за них богов молили:
«Пускай в яичницу герой
Собьет врага!» Но слух некстати
Прошел среди рутульской рати,
Что Турн-де может скиксовать.
Он загодя смотрел уныло,
Скривился так, что лучше было
Сраженья впрямь не затевать.

А тут Ютурна для за травки
В ряды втесалась, как на грех.
Вертелась наподобье шавки
И живо всполошила всех.
Зачем прикинулась Камертом,
Твердила, подбоченясь фертом,
Что стыдно Турна выдавать,
Стоять при этом сложа руки,
Себя же — обрекать на муки
И шею под ярмо совать.

Раздался гул в рутульском войске.
Негромко возроптала рать,
А после гаркнули по-свойски,
Чтоб замиренье разорвать.
Ютурна фигли здесь творила,
Скворцами кобчика травила,
И заяц волка искусал.
Толкуя всё к добру, лаврентцы
Дивились чуду, как младенцы.
К войне Толумний подстрекал.

Рутулов подбивая драться,
Он первый выскочил вперед,
Пальнул в Гилипенка, аркадца,
И взбеленил аркадский род.
И снова завязали сечу!
Друг другу понеслись навстречу.
Кто мчится на коне, кто пеш,
Кричат и рубят, бьют, стреляют,
Лежат, бегут и догоняют.
Не поле битвы, а кулеш!