Теодор Крамер - Зеленый дом

Теодор Крамер

(1897-1958)

Зеленый дом

Избранные стихотворения

Перевод с немецкого

Евгения Витковского, 2003

ВНАЙМЫ

Я ушел из города по шпалам,

мне - шагать через холмы судьба,

через поймы, где над красноталом

одиноко кличут ястреба;

рук повсюду не хватает в поле,

как-нибудь найдется мне кусок

но нигде не задержусь я доле,

чем стоит на пожне колосок.

Если бродишь по долине горной

средь корчевщиков не лишний ты;

в хуторах полно работы шорной,

всюду в непорядке хомуты,

на усадьбах рады поневоле

ловкой да сноровчатой руке,

но нигде не задержусь я доле,

чем зерно в осеннем колоске.

Принялись давильщики за дело,

потому как холод на носу;

я гоню первач из можжевела,

пробу снять заказчику несу,

любо слышать мне, дорожной голи,

отзывы хозяев о вине,

но нигде не задержусь я доле,

чем сгорает корешок в огне.

ХЛЕБА В МАРХФЕЛЬДЕ

В дни, когда понатакыно пугал в хлеба

и окучена вся свекловица в бороздах,

убираются грабли и тачки с полей,

и безлюдное море зеленых стеблей

оставляется впитывать влагу и воздух.

И волнуется хлеб от межи до межи,

только в эти часы убеждаешься толком,

как деревни малы, как они далеки,

и трепещут колючей листвой бодяки,

лубенея на пыльном ветру за проселком.

Постепенно в пшенице твердеет стебло,

избавляются зерна от млечного сока,

А над ровным простором один верболоз

невысокие кроны вдоль русел вознес,

отражаясь в серебряной глади потока.

Только хлеб в тишине шелестит на ветр,

да кузнечик звенит, - вся земля опочила,

лишь под вечер, предвидя потребу косьбы,

деревушки, в прозрачной дали голубы,

на часок оглашаются пеньем точила.

ГОД ВИНОГРАДА

Лоза в цвету - все гуще, все нарядней;

долина по-весеннему свежа.

Я коротаю год при виноградне,

определен деревней в сторожа.

Почую холод - силу собираю,

зову сельчан, вовсю трублю в рожок:

раскладывайте, мол, костры по краю,

палите все, что просится в разжог.

Лоза в листве, черед зачаться гроздам,

страшилы позамотаны в тряпье,

меж тыкв уютно греться по бороздам,

лесс налипает на лицо мое,

харчей промыслю за каменоломней,

- где прячусь я, не знает ни один,

колени к подбородку, поукромней,

и - засыпаю, обхвативши дрын.

Зрелеют грозды, множится прибыток,

тычины подставляю; где пора,

сметаю с листьев и давлю улиток,

меж тем в долине - сенокос, жара.

Слежу - не забредет ли кто нездешний,

лещину рву, хоть и не куст улов,

грызу дички да балуюсь черешней,

и дудочкой дразню перепелов.

Созрели грозды, и летать не впору

объевшемуся ягодой скворцу;

пусть виноградарь приступает к сбору

а мой сезонный труд пришел к концу.

Всплывает запах сусла над давильней,

мне именно теперь понять дано:

чем урожайней год, чем изобильней

тем кровь моя зрелее, как вино.

В ЛЕССОВОМ КРАЮ

Под листвою - стволы, под колосьями - лесс,

под корнями - скала на скале.

Вот и осень: от ветра трещат кочаны,

и соломинки клевера в поле черны:

изначальность приходит к земле.

Что ни русло - обрыв, что ни устье - овраг;

только чахлая травка вверху.

Проступают в кустарниках древние пни,

и буреют утесы, как будто они

лишь сегодня воздвиглись во мху.

Створки древних моллюсков под плугом хрустят

в темном мергеле, в лессе, в песке.

Под побегами дремлет гнилая сосна,

виноградник по склонам течет, как волна,

и кричит коростель вдалеке.

ПОСЛЕДНЕЕ СТРАНСТВИЕ

Бродяжничество долгое мое!

К концу подходит летняя жара,

пшеница сжата, сметано стожье

и в рост пошли по новой клевера.

Благословенны воздух и простор!

Орляк уже не ранит стертых ног,

рокочет обезъягодевший бор

и вечером все чаще холодок.

Я никогда не ускоряю шаг,

не забредаю дважды никуда:

мне все одно: ребенок и батрак,

кустарник, и булыжник, и звезда.

ПОСЛЕДНЯЯ УЛИЦА

Эта улица, где громыхает трамвай

по булыжнику, словно плетется спросонок,

прочь из города, мимо столбов и собак,

мимо хода в ломбард, мимо двери в кабак,

мимо пыльных акаций и жалких лавчонок.

Мимо рынка и мимо солдатских казарм,

прочь, туда, где кончаются камни бордюра,

далеко за последний квартал, за пустырь,

где прибой катафалков, раздавшийся вширь,

гроб за гробом несет тяжело и понуро.

И в конце, на последнем участке пути,

вдруг сужается, чтобы застыть утомленно

у ворот, за которыми годы легки,

где надгробия и восковые венки

принимают прибывших в единое лоно.

УСЛОВНЫЙ ЗНАК

Проселком, не спеша, бреду.

Гадючий свист на пустыре.

Поди-ка, утаи нужду

дыра в одежке на дыре.

Так от дверей и до дверей

бреду с утра и до утра,

и только горстку сухарей

прошу у каждого двора.

А кто не даст ни крошки мне

того нисколько не браню:

рисую домик на стене,

а сверху дома - пятерню:

здесь не хотели мне помочь,

смотрите, вот моя рука.

Заметят это знак - и в ночь

сюда подпустят огонька.

x x x

Если хочет богадельщик

наскрести на выпивон,

то, стащивши из кладовки

инструменты и веревки,

на пустырь выходит он.

Там, где падаль зарывают

можно выкопать крота.

Воронье орет нещадно,

и, хотя уже прохладно,

голубеет высота.

Богадельщик в землю тычет

то лопатой, то кайлой.

Он владельца шкурки гладкой

зашибает рукояткой,

чтобы сразу дух долой.

Опекун скандалить станет

нализались, подлецы!

С кротолова взятки гладки:

лишь винцо шибает в пятки

хмелем затхлой кислецы.

УЖИН

Над домом вечер тяжко сник.

Скоблит колоду ученик,

и соскребает со столов

ошметья сала и мослов.

Шумят в пекарне за стеной.

Повсюду тяжкий дух мясной;

рабочий фартук, кровью сплошь

загваздан, стал на жесть похож.

Он замер с тряпкою в углу.

он видит, как бредет к столу

мясник, - старик, но будь-здоров,

и двое старших мастеров.

Зовут: мол, скромника не строй.

На блюде - шкварки. Пир горой.

Хозяйский пес слюну пустил.

Тут парню не хватает сил.

Он видит тучи синих мух,

он чует хлева смрадный дух,

блестит прилавок, словно лак.

Рука сжимается в кулак.

Один из младших мясников

глядит на парня: ишь, каков.

И, поучить решив уму,

дает затрещину ему.

Багровый след во всю скулу.

Парнишка тащится к столу,

и там, себя в руках держа,

глядит на лезвие ножа.

КРОВАТЬ

И после скитаний, и после труда

днем, вечером, ночью, короче, всегда

с терпеньем кровать ожидала меня,

собой половину жилья утесня.

От сырости и от мороза не раз