Николай Олейников - Пучина страстей

В марте 1918 года в здании бывшего Дворянского клуба (сейчас здесь помещается Дом пионеров) Каменский штаб формирований открыл запись добровольцев в народную армию, призванную спасти завоевания революционной власти.

С желающими вступить в новую армию беседовали, выдавали им обмундирование, оружие и предлагали подписать стандартный текст следующего содержания:

«Я, доброволец такой-то, обязуюсь служить шесть месяцев, защищать Советскую власть не щадя своей жизни и охранять таковую, поддерживая и соблюдая дисциплину, обещаюсь служить добровольно, в чем и подписуюсь». [17] Шумов В. Каменск на Донце Северском. Ростовское книжное изд-во, 1967, с. 33.

Вместе с несколькими сотнями молодых бойцов получил винтовку слушатель учительской семинарии Николай Олейников.

Контрреволюция быстро восстанавливала силы. Восставшие казаки объединились в Донскую армию, которую возглавил генерал П. Н. Краснов. Вернулась на Дон Добровольческая армия, во главе которой стал генерал А. И. Деникин, заместивший убитого в бою пол Екатеринодаром Л. Г. Корнилова. Командование Краснова вступило в переговоры с германскими войсками, наступавшими с Украины.

Настали дни боевого крещения каменских волонтеров. В конце апреля воинские части казаков из станиц Леганской, Митякинской, Гундоровской начали штурм Каменской. Полонии многие жизни, каменцы остановили противника и дважды отбрасывали его от своей станицы. А тем временем, не оставив ни единого штыка в поддержку сражающимся, по проходящей через Каменскую железной дороге один за другим спешили в сторону Царицына эшелоны 5-й Красной Армии под командованием К. Е. Ворошилова.

Третьего мая к станице подошли германские войска. После шестичасовой артиллерийской подготовки они двинулись в наступление, но были смяты контратакой каменцев. И только через два дня, подтянув к станице три бронепоезда и свежие подразделения, немецкие и белоказачьи части начали новый штурм. Силы были несоизмеримы, и кайенские красногвардейцы получили приказ отступить.

На Пасху, а Светлое Воскресение, немецкие и белые войска ворвались в станицу. Начались бесчеловечные погромы. По-видимому, к этим дням относятся драматические события, о которых Олейников рассказывал Л. Я. Гинзбург.

Н. Олейников был снова арестован, но ему удалось бежать, и некоторое время он скрывался у деда на хуторе Новоселовском…

Трудно сейчас проследить боевые дороги Николая Олейникова. В анкетах отсутствуют сведения о его службе в народной армии. Со слов поэта известно, что в военную страду он не оставлял литературной работы. Известно также, что в декабре 1919 года он был зачислен в 1-й ружейно-пулеметный парк 23-й стрелковой дивизии Красной Армии.

31 декабря 1919 года станица Каменская была окончательно освобождена частями 9-й Красной Армии. В начале 1920 года Н. Олейников возвращается в Каменскую, вступает в Российскую коммунистическую партию (большевиков). И когда Каменский райком РКП (б) принимает решение издавать газету «Красный казак», Николая Олейникова назначают в состав ее редколлегии.

Первый номер этого периодического издания, которое именовалось «стенной газетой Каменского отделения УКРОСТА», вышел 26 апреля 1920 года. Газета печаталась на оберточной бумаге тиражом всего 600 экземпляров, но количество ее читателей исчислялось многими тысячами. Свежие номера «Красного казака» расклеивались на стенах зданий и рекламных тумбах в самых многолюдных местах. Броская, лаконичная форма подачи материала невольно привлекала внимание, и замедливший шаги прохожий на ходу получал обильную информацию о жизни Дона и всей страны: сводки с фронтов гражданской войны, сведения о международных событиях, сообщения о мирном строительстве на территориях, свободных от боевых действий, партийные директивы, постановления местных органов власти… Многие из этих материалов были сделаны рукой Н. Олейникова.

Одновременно Николай Олейников становится слушателем трехлетних учительских курсов, которые были созданы в Каменской взамен учительской семинарии.

В 1921 году Олейников едет в Ростов и поступает в педагогический техникум. Однако студенческая жизнь и на этот раз продлилась недолго. Вскоре Олейникова приглашают на работу в газету «Всероссийская кочегарка». Он переезжает в город Бахмут (ныне — Артемовск), который был тогда центром Донецкой губернии, и становится ответственным секретарем редакции.

Бахмутский период творческой биографии Н. Олейникова стал временем прочного становления его как журналиста, редактора и организатора творческих коллективов.

Олейников добился разрешения на открытие в Бахмуте литературно-художественного журнала «Забой». Но начало работы над новым изданием по разным причинам откладывалось. Одно из затруднений состояло в том, что губисполком колебался в выборе кандидатуры редактора журнала из числа местных писателей. Неожиданным поворотным моментом явилось появление в Бахмуте молодого петроградского литератора Михаила Слонимского и его друга, в те времена — актера, Евгения Шварца. Это было весной 1923 года.

М. Л. Слонимский так рассказывает об этом событии:

«Через несколько дней я отправился в Бахмут [18] М. Слонимский и Е. Шварц гостили в двенадцати верстах от города на одном из соляных рудников, где работал врачом отец Шварца. (…), чтобы завязать связь с местными литераторами. (…) В редакции газеты „Кочегарка“ за секретарским столом сидел молодой, белокурый, чуть скуластый человек. Он выслушал мои объяснения молча, вежливо, солидно, только глаза его светились как-то загадочно.

Прошу вас подождать. И он удалился в кабинет редактора, после чего началась фантастика. Из кабинета выбежал, нет. стремительно выкатился маленький, круглый человек в распахнутой на груди рубахе и чесучовых широких штанах.

— Здравствуйте, здравствуйте, очень рад, — заговорил он, схватив меня за обе руки. (…) — Простите меня, — торопливо говорил он на ходу, ведя меня к себе в кабинет. — Я не специалист, только что назначен. Но мы пойдем на любые условия (при этом он усадил меня на диван и уселся рядом) — на любые условия, только согласитесь быть редактором нашего журнала. Я так рад, я так счастлив, что вы зашли к нам! Договор можно заключить немедленно, сейчас же! Пожалуйста! Я вас очень прошу!

Я был так ошеломлен, что не мог и слова вымолвить, только старался, чтобы лицо мое не выдало моей величайшей растерянности. Белокурый секретарь стоял возле недвижный, безгласный, но глаза его веселились вовсю. Я ничего не понимал. Простодушного редактора никак нельзя было заподозрить в подвохе, в шутке, в розыгрыше. Он продолжал говорить быстро и убеждающе: