Борис Поплавский - Сочинения

Плыл на розовом небе таинственный флаг охлажденья,
Отдаленная музыка в гладкое море вливалась,
Где-то в воздухе чистом (казалось то плакал младенец).
Отдаленное пенье пустого трамвая рождалось.

Я тогда уже понял, что мало мне вечности будет
Чтоб обдумать, какой был над морем таинственный вечер,
В ожидании снега смеялись и морщились люди,
И газетчик о смерти кричал у подъезда аптеки.

Дева осень вышла из рая.
Небо сине до самого края.

Тихо в вышних морях светлооких
Тонет белый корабль одиноких.

Под березою в желтом лесу
Спит прекрасный лесной Иисус.

Кроткий заяц стоит над ним
Греет лапу о желтый нимб.

Дева осень ты хороша,
Как погибшая моя душа.

Ты тиха, как рассветная мгла
В которой она от земли ушла.

Боже Господи, как легко,
Как глубоко, как от земли далеко.

В темном доме она жила.
Никому не сделала зла.

Много плакала, много спала.
Как хорошо что она умерла.

Если Бога и рая нет,
Будет сладко ей спать во тьме.

Слаще, чем лежать в золотом раю
Куда я за ней никогда не приду.

Тише. Тайно — в этом мире
Меркнет свет.
Дым ползет и мрак ложится
Дышит снег.
Возникает смех и гаснет
Смерть царей,
И поет красив и ясен
Граммофон.
В небе реет кроткий орлик
В золотом венке;
Спит с иглой железной в горле
Жизнь в мешке.
А на солнце тихо тает
Ледяной дворец,
Где о будущем мечтает
Боль сердец.
Духи ночи щурят очи
И молчат,
И блеснув огнями в ночи
Дышит ад.

Кошкам холодно. Они зевают
Да. Да.
А над башней мира тихо пролетают
Бабочки года.

Ангелы кирпич таскают белый
Строят дом,
А другие спят в лесу без дела
Золотом.

Дева осень их околдовала
Синевой
В нежный детский лоб поцеловала
Под горой.

Кто там ходит в бездне напевая?
Спать пора.
В синеве песок переливают
Два царя.

Царь дневной тщедушен хил и нежен
Смотрит он,
Как песок спадает белоснежный
На балкон.

Ищет в книге он святые звуки
Книга спит.
Белые сложив страницы руки
На груди.

А ночной король на солнце ходит
С мертвой головой,
Бабочек он тонкой сеткой ловит
Голубой.

И тогда стекает время жизни
Как вода,
Что несет Офелию к отчизне.
Навсегда.

Фонари отцветали и ночь на рояле играла,
Привиденье рассвета уже появилось в кустах.
С неподвижной улыбкой Ты молча зарю озирала,
И она отражаясь синела на сжатых устах.

Утро маской медузы уже появлялось над миром,
Где со светом боролись мечты соловьев в камыше.
Твой таинственный взгляд, провожая созвездие Лиры,
Соколиный, спокойный, не видел меня на земле.

Ты орлиною лапой разорванный жемчуг катала,
Ты как будто считала мои краткосрочные годы.
Почему я Тебя потерял? Ты как ночь мирозданьем играла,
Почему я упал и орла отпустил на свободу?

Ты, как черный орел. развевалась на желтых закатах,
Ты, как гордый, немой ореол, осеняла судьбу.
Ты вошла не спросясь и отдернула с зеркала скатерть
И увидела нежную девочку — вечность в гробу.

Ты, как нежная вечность, расправила черные перья,
Ты на желтых закатах влюбилась в сиянье отчизны.
О, Морелла, усни, как ужасны огромные жизни,
Будь, как черные дети, забудь свою родину — Пэри!

Ты, как маска медузы, на белое время смотрела,
Соловьи догорали и фабрики выли вдали,
Только утренний поезд пронесся, грустя, за пределы
Там где мертвая вечность покинула чары земли.

О, Морелла, вернись, все когда-нибудь будет иначе,
Свет смеется над нами, закрой снеговые глаза.
Твой орленок страдает, Морелла, он плачет, он плачет,
И как краска ресниц, мироздание тает в слезах.

Тихо голос Мореллы замолк на ином берегу,
Как серебряный сокол луна пролетела на север.
Спало мертвое время в открытом железном гробу,
Тихо бабочки снега садились вокруг на деревья.

Фиолетовый отблеск все медлил над снежною степью,
Как небесная доблесть, в Твоих неподвижных глазах
Там, где солнце приковано страшною черною цепью,
Чтоб ходило по кругу, и ангел стоит на часах.

Пойте доблесть Мореллы, герои ушедшие в море,
Эта девочка вечность расправила крылья орла.
Но метели врывались и звезды носились в соборе,
Звезды звали Мореллу, не зная, что Ты умерла.

Молча в лунную бурю мы с замка на море смотрели,
Снизу черные волны шумели про доблесть Твою,
Ветер рвался из жизни и лунные выли свирели,
Ты, как черный штандарт, развевалась на самом краю.

Ты, как жизнь возвращалась, как свет улетающий в бездну
Ты вступила на воздух и тихо сквозь воздух ушла,
А навстречу слетали огромные снежные звезды,
Окружали Тебя, целовали Тебя без числа.

Где Ты, светлая, где? О, в каком снеговом одеянье
Нас застанет с Тобой Воскресения мертвых труба?
На дворе Рождество. Спит усталая жизнь над гаданьем,
И из зеркала в мир чернокрылая сходит судьба.

Электрических скрипок взыванье рождалось во мраке,
На огромном экране корабль опускался ко дну,
Дождь шумел на асфальте. Трещала рулетка в бараке.
На пороге свободы Ты вспоминаешь ли эту весну?

Ты глаза закрывала и в страшную даль уходила.
В граммофоне Тангейзер напрасно о смерти кричал.
Ты была далеко, Ты быть может на небо всходила,
Мир сиял пред тобою как утренний снег и молчал.

Разрывались созвездья и в розах рождались миры,
Но средь пения жизни я пал у невидимой двери.
О! Мария, там в бездне Ты имя мое помяни,
Я быть может услышу, я может быть вспомню тот берег.

Так был сон Твой глубок, что могла незаметно разбиться
Золотистая нить. И уже Ты казалось не дышишь.
Я из грохота жизни Тебя умолял опуститься.
Умолял и надеялся может быть Ты не услышишь.

Только голос родился. Ах, я не понял сначала,
Он в таком утомленье рождался, так долго летел,
Точно птица, что вечность крылами над морем качала.
Он себе удивлялся и сам себя слушать хотел.

«Я с Тобой навсегда. Я на небе Тебя не теряю.
Это темное имя я в круги зари унесла.
Засыпаю, теряюсь, слабею, лечу, умираю.
Ангел белое имя со мною над хаосом зла».