Константин Фофанов - Стихи и поэмы

В тощей осоке жизнь пробудилась,
Кто-то вздыхал там дыханьем протяжным
Небо светилось, пышно светилось,
3вездным мерцаньем, стройным и нежным.

Что прошептала она? Я cпросил
Ночь молчаливую, полный печали.
Месяц сиянье холодное лил,
Шаткие тени ревниво дрожали.

Розы дышали мне ароматно,
Звезды, мигая, толпилися тесно.
Все говорило сердцу понятно:
"Да, прошептала, а что — неизвестно!..”

Есть странные минуты: бытие
Сменяется почти небытием.
Не трогает внимание ничье,
И совесть тихо дремлет… О былом —
Ни вздоха, ни слезы. Как мрак, уныло
Грядущее… И не страшат утраты,
И не пугает душная могила!

Воспоминаний ветхие заплаты
На рубище прошедшего мерцают…
Но, бледные, они не докучают,
Уснувших чувств не трогают они!
Ни юности, ни радости не жалко…
И солнечною ночью длятся дни…
Едва жужжит судьбы ленивой прялка,
Едва горят сердечные огни.

Еще дрожит последняя слеза
В моих очах, в моем потухшем взоре,
Но пронеслась суровая гроза,
И улеглось рыдающее горе.

Еще дрожит печальная струна,
Но скорби песнь последняя уж спета.
Опять душа спокойствия полна
И холодно внимает шуму света.

Лишь в сонме грез, как в белых облаках
Ночных зарниц неверное блистанье,
Сияет мне в изменчивых мечтах
Тяжелое души воспоминанье…

Для радостей природа создана,
Но почему грустит она всечасно?
Теперь закат сверкает в небе ясно —
И в нем печаль глубокая видна.

Вечерний блеск позолотил вершины,
Зеленый мрак в вершинах потонул.
Задумались деревья-исполины,
Далеких волн внимая смутными гул.

Вдали звучит кукушки кукованье,
Как тихий плач бездомной сироты…
И я грущу — и грусть та без названья,
Наперсница таинственной мечты.

Навеяла ль печальная природа
Мне эту грусть, иль сам я грусть вдохнул
В ее черты — в сиянье небосвода,
В дыханье трав и в леса смутный гул.

Я — сон ее, она ль мое виденье —
Мне все равно… Печаль ее близка.
Восторг людей живет одно мгновенье,
А грусть и скорбь — бессчетные века.

Перед окном косящатым
Сидит Хандра Ивановна.
Сидит она невесело,
Головушку повесила.
А что Хандре бы надобно?
Сама она не ведает…
Идет румяный молодец,
Идет-поет по улице,
Увидел свет в окне Хандры,
Кричит ей зычным голосом:
"Пойдем, Хандра Ивановна,
По городу по людному —
Авось ты разгуляешься,
От хмеля зашатаешься,
От ветра разрумянишься…”
Хандра ему в ответ:
"Ахти, пригожий молодец,
Кто мало жил — не любит свет
За то, что все не выглядел.
Кто много жил — не любит свет
За то, что все наскучило!
А мне не жить, не в гроб идти,
На белом свете маяться!
Пошла бы я по городу,
Да думаю: не тесно ли?
К базару пробралась бы я,
Претит корысть постылая:
Купцы галдят, мошной звенят,
На счетах звонкий счет ведут,
Костяшкой щелк — и рубль на стол.
Другою щелк — другой пришел!
А мне корысть хвастливая
Тошней любой беды.
Пошла бы я на игрища —
На игрищах веселый гам:
Иной до слез смеется там,
Иной до слез милуется.
А я до слез зевну в ладонь, —
Зеваючи, тушу огонь;
Ко сну клоню, домой гоню,
Туманю радость облаком…
Со мной гулять невесело.
Иди один путем своим,
Гуляй, жену нагуливай,
По свадьбе — навещу!..”

Покинул город я мятежный,
Как беспокойную мечту,
И мчится поезд ночью снежной,
Роняя искры на лету.

Еще видны во мраке сонном
Нас обступающих полей
Каким-то клиром похоронным
Ряды покинутых огней.

Как будто шествие ночное
При свете факелов вдали
Хоронит что-то роковое
И горделивое земли.

Но дальше, дальше!.. Сумрак белый
Навстречу весело бежит;
Горит в алмазах помертвелый
Узор безлиственных ракит.

Поля блестящею пустыней
Лежат вокруг, и свет луны
На нас рассыпал отблеск синий
Из многозвездной вышины.

Недвижный воздух жжет и щиплет,
И мнится: ночь меж быстрых туч
Не звезды — иглы с неба сыплет,
Так блеск их радужный колюч!

Застыл и замер путь безмолвный,
Но и безжизненным путем
Несется поезд, жизни полный,
С победоносным торжеством.

И оснеженные деревья,
Весну, как жизнь, в себе тая,
Встречают зимний гром кочевья
Сквозь сон и ужас бытия.

И любо им в неуловимом
Морозе блещущей зимы
Дохнуть на миг теплом и дымом
Людской свободы и тюрьмы.

Родился день, как поздняя любовь.
Холодный день, без звуков и, зарею
Недолгою блистая, слился вновь
С безжизненной, полуночною мглою.

Он не раскрыл душистые цветы
И не принес желаний сердцу новых.
Снега долин и глушь лесов сосновых
Он обманул улыбкою мечты,

Унылый день! — похожий, как близнец,
На прежние — и так же важно скучен,
И так же тих для памяти сердец,
Как вечность — стар, как опыт — однозвучен.

Лишь вымыслу возможна новизна!
Для правды нет ее у человека,
И опытом, затверженным от века,
Как жизнь, как смерть, развенчана она…

Безмолвны немые громады,
Задумчиво город уснул;
Лишь поздние блещут лампады
Да бродит усталый разгул.

Люблю подмечать я высоко
Огонь запоздалый в окне;
Угадывать, кто одиноко
Не дремлет в ночной тишине.

Не нового ль ждет постояльца
Счастливая браком семья?
Иль жизнь догорает страдальца
При слабом мерцаньи огня?

Колеблются тени на сторе.
Движение в светлом окне…
Кто знает: восторг или горе
Не спит в роковой хлопотне?

Иль труженик там и мечтатель,
Что ночи сидит напролет, —
Неведомый миру создатель
Возвышенных песен и од?

До света меж стен неприветных
Поет он о трудной борьбе,
О ласках, о думах заветных
И славу пророчит себе.

А улица спит и не бредит…
Далеко до алой зари…
Никто не пройдет, не проедет,
Уныло горят фонари…

Молчат, как гробницы, фасады,
Ослепшие окна темны…
Все реже ночные лампады,
Все ярче счастливые сны…

Смеется солнце с высоты.
Поля зеленые пахучи.
Гроза прошла, мои мечты
Полны таинственных созвучий.