Александр Блок - Том 1. Стихотворения 1898-1904

Пройдет зима — увидишь ты
Мои равнины и болота
И скажешь: «Сколько красоты!
Какая мертвая дремота!»

Но помни, юная, в тиши
Моих равнин хранил я думы
И тщетно ждал твоей души,
Больной, мятежный и угрюмый.

Я в этом сумраке гадал,
Взирал в лицо я смерти хладной
И бесконечно долго ждал,
В туманы всматриваясь жадно.

Но мимо проходила ты, —
Среди болот хранил я думы,
И этой мертвой красоты
В душе остался след угрюмый.

Встану я в утро туманное,
Солнце ударит в лицо.
Ты ли, подруга желанная,
Всходишь ко мне на крыльцо?

Настежь ворота тяжелые!
Ветром пахнуло в окно!
Песни такие веселые
Не раздавались давно!

С ними и в утро туманное
Солнце и ветер в лицо!
С ними подруга желанная
Всходит ко мне на крыльцо!

Ранний час. В пути незрима
Разгорается мечта.
Плещут крылья серафима,
Высь прозрачна, даль чиста.

Из лазурного чертога
Время тайне снизойти.
Белый, белый ангел бога
Сеет розы на пути.

Жду в пленительном волненьи —
Тайна плачущей жены
Разомкнет златые звенья,
Вскроет крылий белизны.

Ты уходишь от земной юдоли,
Сердца лучшего любовь тебе несут.
Страшных снов не жди от новой воли, —
Хоры ангелов, не смертных, припадут.

Припадут и снимут власяницы —
Символ здешних непомерных бед.
Я, в тоске, покину на границе
Твой нездешний, твой небесный след.

Покидай бессилье мирозданья,
Твой покой теперь ненарушим.
Предо мною — грань богопознанья,
Неизбежный сумрак, черный дым.

Снова ближе вечерние тени,
Ясный день догорает вдали.
Снова сонмы нездешних видении
Всколыхнулись — плывут — подошли.

Что же ты на великую встречу
Не вскрываешь свои глубины?
Или чуешь иного предтечу
Несомненной и близкой весны?

Чуть во мраке светильник завижу
Поднимусь и, не глядя, лечу.
Ты жив сумраке, милая, ближе
К неподвижному жизни ключу.

Я бремя похитил, как тать,
Несчастье разбил я на части,
Но, боже! как тяжко внимать
Чужой нарастающей страсти!

Волна, забегая вперед,
У ног разобьется нещадно
И жадно меня обдает,
Бессильного, пеною хладной.

Не знаю — за дальней чертой
Живет ли лазурное счастье…
Теперь я внимаю чужой
И всё нарастающей страсти.

Хранила я среди младых созвучий
Задумчивый и нежный образ дня.
Вот дунул вихрь, поднялся прах летучий,
И солнца нет, и сумрак вкруг меня.

Но в келье — май, и я живу, незрима,
Одна, в цветах, и жду другой весны.
Идите прочь — я чую серафима,
Мне чужды здесь земные ваши сны.

Идите прочь, скитальцы, дети, боги!
Я расцвету еще в последний день,
Мои мечты — священные чертоги,
Моя любовь — немеющая тень.

Медленно в двери церковные
Шла я, душой несвободная,
Слышались песни любовные,
Толпы молились народные.

Или в минуту безверия
Он мне послал облегчение?
Часто в церковные двери я
Ныне вхожу без сомнения.

Падают розы вечерние,
Падают тихо, медлительно.
Я же молюсь суевернее,
Плачу и каюсь мучительно.

Ловлю я тонкий прах надежды,
Ты замедляешь быстрый шаг,
Но через сомкнутые вежды
Горят слова «Не друг, а враг».

Лишь отпылать — и правда ближе.
Или — забвенные мечты
Проходят медленно, — и ниже
Пылаю я, и выше — ты.

Тогда, в спасительном забвеньи,
Улыбка бродит по лицу.
На завтра — в новом угнетеньи
Тоска по брачному венцу.

Скрипнула дверь. Задрожала рука.
Вышла я в улицы сонные.
Там, в поднебесьи, идут облака
Через туман озаренные.

С ними — знакомое, слышу, вослед…
Нынче ли сердце пробудится?
Новой ли, прошлой ли жизни ответ,
Вместе ли оба почудятся?

Если бы злое несли облака,
Сердце мое не дрожало бы…
Скрипнула дверь. Задрожала рука.
Слезы. И песни. И жалобы.

Зарево белое, желтое, красное,
  Крики и звон вдалеке.
Ты не обманешь, тревога напрасная,
  Вижу огни на реке.

Заревом ярким и поздними криками
  Ты не разрушишь мечты.
Смотрится призрак очами великими
  Из-за людской суеты.

Смертью твоею натешу лишь взоры я,
  Жги же свои корабли!
Вот они — тихие, светлые, скорые —
  Мчатся ко мне издали.

Восходя на первые ступени,
Я смотрел на линии земли.
Меркли дни — порывы исступлений
Гасли, гасли в розовой дали.
Но томим еще желаньем горя,
Плакал дух, — а в звездной глубине
Расступалось огненное море,
Чей-то сон шептался обо мне…

Один порыв — безвластный и плакучий,
Одна мечта — чрезмерностью слаба, —
И снова он — до боли жгучий,
Бессильный сон раба.

Но ты вкуси волшебство бед вседневных
И сон другой — проклятый сон веков.
В горниле старостей душевных
Цветет восторг богов.

Я ли пишу, или ты из могилы
  Выслала юность свою, —
Прежними розами призрак мне милый
  Я, как тогда, обовью.

Если умру — перелетные птицы
  Призрак развеют, шутя.
Скажешь и ты, разбирая страницы:
  «Божье то было дитя».

Жду я холодного дня,
Сумерек серых я жду.
Замерло сердце, звеня:
Ты говорила: «Приду, —

Жди на распутьи — вдали
Людных и ярких дорог,
Чтобы с величьем земли
Ты разлучиться не мог.

Тихо приду и замру,
Как твое сердце, звеня,
Двери тебе отопру
В сумерках зимнего дня».