Александр Блок - Том 3. Стихотворения и поэмы 1907–1921

Уже с угрозою сжималась
Доселе добрая рука.
Уж подымалась и металась
В душе отравленной тоска…

Я подавлю глухую злобу,
Тоску забвению предам.
Святому маленькому гробу
Молиться буду по ночам.

Но — быть коленопреклоненным,
Тебя благодарить, скорбя? —
Нет. Над младенцем, над блаженным,
Скорбеть я буду без Тебя.

Когда я прозревал впервые,
Навстречу жаждущей мечте
Лучи метнулись заревые
И трубный ангел в высоте.

Но торжества не выносила
Пустынной жизни суета,
Беззубым смехом исказила
Всё, чем жива была мечта.

Замолкли ангельские трубы,
Немотствует дневная ночь.
Верни мне, жизнь, хоть смех беззубый,
Чтоб в тишине не изнемочь!

Дохнула жизнь в лицо могилой —
Мне страстной бурей не вздохнуть.
Одна мечта с упрямой силой
Последний открывает путь:

Пои, пои свои творенья
Незримым ядом мертвеца,
Чтоб гневной зрелостью презренья
Людские отравлять сердца.

Когда, вступая в мир огромный,
Единства тщетно ищешь ты;
Когда ты смотришь в угол темный
И смерти ждешь из темноты;

Когда ты злобен, или болен,
Тоской иль страстию палим,
Поверь: тогда еще ты волен
Гордиться счастием своим!

Когда ж ни скукой, ни любовью,
Ни страхом уж не дышишь ты,
Когда запятнаны мечты
Не юной и не быстрой кровью, —

Тогда — ограблен ты и наг:
Смерть не возможна без томленья,
А жизнь, не зная истребленья,
Так — только замедляет шаг.

Весенний день прошел без дела
У неумытого окна;
Скучала за стеной и пела,
Как птица пленная, жена.

Я, не спеша, собрал бесстрастно
Воспоминанья и дела;
И стало беспощадно ясно:
Жизнь прошумела и ушла.

Еще вернутся мысли, споры,
Но будет скучно и темно;
К чему спускать на окнах шторы?
День догорел в душе давно.

Какая дивная картина
Твоя, о, север мой, твоя!
Всегда бесплодная равнина,
Пустая, как мечта моя!

Здесь дух мой, злобный и упорный,
Тревожит смехом тишину;
И, откликаясь, ворон черный
Качает мертвую сосну;

Внизу клокочут водопады,
Точа гранит и корни древ;
И на камнях поют наяды
Бесполый гимн безмужних дев;

И в этом гуле вод холодных,
В постылом крике воронья,
Под рыбьим взором дев бесплодных
Тихонько тлеет жизнь моя!

Ты в комнате один сидишь.
  Ты слышишь?
Я знаю: ты теперь не спишь…
  Ты дышишь и не дышишь.

Зачем за дверью свет погас?
  Не бойся!
Я твой давно забытый час,
  Стучусь — откройся.

Я знаю, ты теперь в бреду,
  Мятежный!
Я всё равно к тебе войду,
  Старинный друг и нежный…

Не бойся вспоминать меня:
  Ты был так молод…
Ты сел на белого коня,
  И щеки жег осенний холод!

Ты полетел туда, туда —
  В янтарь закатный!
Немудрый, знал ли ты тогда
  Свой нищий путь возвратный?

Теперь ты мудр: не прекословь —
  Что толку в споре?
Ты помнишь первую любовь
  И зори, зори, зори?

Зачем склонился ты лицом
  Так низко?
Утешься: ветер за окном —
  То трубы смерти близкой!

Открой, ответь на мой вопрос:
  Твой день был ярок?
Я саван царственный принес
  Тебе в подарок!

Кольцо существованья тесно:
Как все пути приводят в Рим,
Так нам заранее известно,
Что всё мы рабски повторим.

И мне, как всем, всё тот же жребий
Мерещится в грядущей мгле:
Опять — любить Ее на небе
И изменить ей на земле.

Чем больше хочешь отдохнуть,
Тем жизнь страшней, тем жизнь
страшней,
Сырой туман ползет с полей,
Сырой туман вползает в грудь
По бархату ночей…

Забудь о том, что жизнь была,
О том, что будет жизнь, забудь…
С полей ползет ночная мгла…
  Одно, одно —
  Уснуть, уснуть…
  Но всё равно —
  Разбудит кто-нибудь.

Тяжкий, плотный занавес у входа,
  За ночным окном — туман.
Что́ теперь твоя постылая свобода,
  Страх познавший Дон-Жуан?

Холодно и пусто в пышной спальне,
  Слуги спят, и ночь глуха.
Из страны блаженной, незнакомой, дальней
  Слышно пенье петуха.

Что́ изменнику блаженства звуки?
  Миги жизни сочтены.
Донна Анна спит, скрестив на сердце руки,
  Донна Анна видит сны…

Чьи черты жестокие застыли,
  В зеркалах отражены?
Анна, Анна, сладко ль спать в могиле?
  Сладко ль видеть неземные сны?

Жизнь пуста, безумна и бездонна!
  Выходи на битву, старый рок!
И в ответ — победно и влюбленно —
  В снежной мгле поет рожок…

Пролетает, брызнув в ночь огнями,
  Черный, тихий, как сова, мотор,
Тихими, тяжелыми шагами
  В дом вступает Командор…

Настежь дверь. Из непомерной стужи,
  Словно хриплый бой ночных часов —
Бой часов: «Ты звал меня на ужин.
  Я пришел. А ты готов?..»

На вопрос жестокий нет ответа,
  Нет ответа — тишина.
В пышной спальне страшно в час рассвета,
  Слуги спят, и ночь бледна.

В час рассвета холодно и странно,
  В час рассвета — ночь мутна.
Дева Света! Где ты, донна Анна?
  Анна! Анна! — Тишина.

Только в грозном утреннем тумане
  Бьют часы в последний раз:
Донна Анна в смертный час твой встанет.
  Анна встанет в смертный час.

Мой бедный, мой далекий друг!
Пойми, хоть в час тоски бессонной,
Таинственно и неуклонно
Снедающий меня недуг…
Зачем в моей стесненной гру́ди
Так много боли и тоски?
И так ненужны маяки,
И так давно постыли люди,
Уныло ждущие Христа…
Лишь дьявола они находят…
Их лишь к отчаянью приводят
Извечно лгущие уста…
Все, кто намеренно щадит,
Кто без желанья ранит больно…
Иль — порываний нам довольно,
И лишь недуг — надежный щит?