Валерий Брюсов - Том 2. Стихотворения 1909-1917

Слушайте, все люди, сумрачные песни.
Те из вас, кто мудры, пусть оценят пенье.
Я пою про ужас, я пою про горе,
Я пою, что будет в роковые годы.

Почернеет солнце, сушу скроют воды,
Упадут на землю золотые звезды,
Взвеет дым высоко из земного недра,
И оближет пламя тучи в твердом небе.

Змей Нидгад из ада вылетит на крыльях,
Закружит, когтистый, над дворцовой крышей.
У него на крыльях трупы всех умерших,
С ними вместе канет в глубине безмерной.

Будет лаять Гарум пред священным входом,
Но в лесу железном будет вторить хохот,
И Фенрир промчится, волк с кровавым глазе;!
По гранитной лестнице в чертоги азов.

Один! Один! Один! горе! горе! горе!
Я пою, что будет в роковые годы.
Азы! вижу гибель вашей светлой власти:
Волк Фенрир терзает грозного владыку.

Альфы скорбно плачут у недвижной двери,
Азы громко стонут, внемля страшной вести,
Великаны сильны, истребленья люты.
Что теперь осталось? где теперь вы, люди?

Вот пылает с треском Игдразил высокий,
Мировые ветви корчатся и сохнут,
И, когда на землю с громом рухнет древо,
В пламени с ним вместе мир погибнет древний.

Но из черной бездны встанет черный Локи,
Повезет безумцев он на черной лодке,
Чтоб дворец воздвигнуть, страшный, черный, новый,
И царить сурово над страной полночной.

Слушайте, все люди, сумрачные песни,
Те из вас, кто мудры, пусть оценят пенье.
Я пою про ужас, я пою про горе,
Я пою, что будет в роковые годы.

Судил мне бог пылать любовью,
Я взором Дамы взят в полон,
Ей в дар несу и явь и сон,
Ей честь воздам стихом и кровью.
Ее эмблему чтить я рад,
Как чтит присягу верный ленник.
И пусть мой взгляд
Вовеки пленник;
Ловя другую Даму, он — изменник.
Простой певец, я недостоин
Надеть на шлем Ее цвета.
Но так гранатны — чьи уста,
Чей лик — так снежен, рост — так строен?
Погибель мне! Нежнее нет
Ни рук, ни шеи в мире целом!
Гордится свет
Прекрасным телом,
А взор Ее сравню я с самострелом.

Любовь вливает в грудь отвагу,
Терпенья дар дает сердцам.
Во имя Дамы жизнь отдам,
Но к Ней вовек я не прилягу.
Служить нам честно долг велит
Синьору в битве, богу в храме,
Но пусть звенит,
Гремя хвалами,
Искусная канцона — только Даме.

Дворец Любви не замкнут каменной стеной;
Пред ним цветы и травы пышны под росой,
И нет цветка такого, что цветет весной,
Который не расцвел бы на лужайке той.

В траве зеленой вьется быстрый ручеек;
Он, как слюда, прозрачен, светел и глубок.
Кто из мужчин, раздевшись, входит в тот поток,
Становится вновь юным, в самый краткий срок.

И девам, что умели дань Любви отдать,
Довольно в светлых водах тело искупать;
Все, — кроме тех, кто должен жизнь ребенку дать, —
Становятся невинны, девами опять.

На тонких ветках птицы песнь поют свою.
Что песнь — Любви во славу, я не утаю.
И, наклонившись низко к светлому ручью,
Подумал я, что грежу я в земном Раю.

— Вы бледны, моя сеньора.
Что склонили вы глаза?
— Я, пока вы на охоте,
Убираю волоса.

— Чей же конь заржал так жарко
На конюшне у меня?
— Мой отец прислал в подарок
Вам прекрасного коня.

— Чей же в зале щит повешен?
— Братом прислан он моим.
— Чье копье стоит у двери?
— Сердце мне пронзите им.

— Мой товарищ! мой товарищ!
Милой я узнал обман.
Я в Гренаде стану мавром,
Буду резать христиан,

— У меня три дочки дома,
И одна милей другой.
Выбирай любую розу
Иль подругой, иль женой.

— Не хочу я жить с подругой,
Дом с женою мне не мил,
Так как я ласкать не буду
Ту, которую любил.

Веселой тешились охотой
Король и рыцари его;
Веселой тешились охотой, —
И не убили ничего.

Все сокола их разлетелись,
И утомил бесплодный путь,
Все сокола их разлетелись, —
Настало время отдохнуть.

Поблизости был древний замок,
Там, где кончался темный лес;
Поблизости был древний замок,
А в нем прекрасная Иньес.

Ее увидел рыцарь Рико, —
И все на свете позабыл;
Ее увидел рыцарь Рико, —
И деву страстно полюбил.

Наутро, замок покидая,
Еще при блеске ранних рос,
Наутро, замок покидая,
Коварно деву он увез.

— Не об отце ль, Иньес, ты плачешь?
Забудь: не встанет больше он.
О брате ли, Иньес, ты плачешь?
Моим мечом он поражен.

— Не плачу я, сеньор любезный,
Но мне наряд мешает мой,
Мне дайте нож, сеньор любезный:
Я длинный шлейф обрежу свой.

Тогда учтиво рыцарь Рико
Кинжал толедский подает,
Тогда учтиво рыцарь Рико,
Полет коня замедлив, ждет.

Лицо Иньес к нему склоняет,
Чтоб взор ее он видеть мог,
И в грудь ему Иньес вонзает
В Толедо кованный клинок.

Скажите, где, в стране ль теней,
Дочь Рима, Флора, перл бесценный?
Архиппа где? Таида с ней,
Сестра-подруга незабвенной?
Где Эхо, чей ответ мгновенный
Живил, когда-то, тихий брег,
С ее красою несравненной?
Увы, где прошлогодний снег!

Где Элоиза, всех мудрей,
Та, за кого был дерзновенный
Пьер Абеляр лишен страстей
И сам ушел в приют священный?
Где та царица, кем, надменной,
Был Буридан, под злобный смех,
В мешке опущен в холод пенный?
Увы, где прошлогодний снег!

Где Бланка, лилии белей,
Чей всех пленял напев сиренный?
Алиса? Биче? Берта? — чей
Призыв был крепче клятвы ленной?
Где Жанна, что познала, пленной,
Костер и смерть за славный грех?
Где все, Владычица вселенной?
Увы, где прошлогодний снег!

О, государь! с тоской смиренной
Недель и лет мы встретим бег;
Припев пребудет неизменный:
Увы, где прошлогодний снег!

Загорелся луч денницы,
И опять запели птицы
За окном моей темницы.
Свет раскрыл мои ресницы.
Снова скорбью без границы,
Словно бредом огневицы,
Дух измученный томится,
На простор мечта стремится.