Николай Некрасов - Том 1. Стихотворения 1838-1855

Смертных ты поишь, настоян горячей водой,
Тем, чтоб согренье желудка дать той —
Прекрасный, как оных древних сказок нектар,
С ромом мешаясь, внутри ты производишь пожар,
Что крутит в голове, входя в ту чрез брюхо,
От чего красен нос и зело горит ухо —
Палке подобно брошенной вверх, тогда воспарит
Сила та, что в пиите вирши творит.
По дороге ль зимой ехавши, зябнет купец,
Перву беседу с то(бо)й в ночлеге творит молодец;
Полевой, за отчизну дерясь, офицер
Привязан к тебе на такой же манер;
Ловчий, под осень крутясь на полях,
Без тебя прозябая, готов кричать — ах!
Мудрости пускаясь умом в глубину,
С теми ж профессор имеет привычку одну;
Мы же, пииты, пиющие тя,
Одами да чтим повседневно двумя.

Есть мгновенья дум упорных,
Разрушительно-тлетворных,
Мрачных, буйных, адски-черных,
Сих — опасных как чума —
Расточительниц несчастья,
Вестниц зла, воровок счастья
И гасительниц ума!..

Вот в неистовстве разбоя
В грудь вломились, яро воя, —
Все вверх дном! И целый ад
Там, где час тому назад
Ярким, радужным алмазом
Пламенел твой светоч — разум!
Где добро, любовь и мир
Пировали честный пир!

Ад сей… В ком из земнородных,
От степей и нив бесплодных,
Сих отчаянных краев,
Полных хлада и снегов —
От Камчатки льдянореброй
До брегов отчизны доброй, —
В ком он бурно не кипел?
Кто его — страстей изъятый,
Бессердечием богатый —
Не восчествовать посмел?..

Ад сей… ревностью он кинут
В душу смертного. Раздвинут
Для него широкий путь
В человеческую грудь…
Он грядет с огнем и треском,
Он ласкательно язвит,
Все иным, кровавым блеском
Обольет — и превратит
Мир — в темницу, радость — в муку,
Счастье — в скорбь, веселье — в скуку,
Жизнь — в кладбище, слезы — в кровь,
В яд и ненависть — любовь!

Полон чувств огнепалящих,
Вопиющих и томящих,
Проживает человек
В страшный миг тот целый век!
Венчан тернием, не миртом,
Молит смерти — смерть бы рай!
Но отчаяния спиртом
Налит череп через край…
Рай душе его смятенной —
Разрушать и проклинать,
И кинжалов всей вселенной
Мало ярость напитать!!

Я герой!..
Припеваючи жить
И шампанское пить,
Завираться!

Жребий мой:
Вечеринки давать,
И себя восхвалять,
И стишки издавать,

И собой
Восхищаться!
Верить одному
Вкусу своему,
Всех блаженней в мире,
Всех несчастней быть;
Но какое счастье
Так себя любить!..

Она росла среди перин, подушек,
Дворовых девок, мамок и старушек,
Подобострастных, битых и босых…
Ее поддерживали с уваженьем,
Ей ножки целовали с восхищеньем —
В избытке чувств почтительно-немых.

И вот подрос ребенок несравненный.
Ее родитель, человек степенный,
В деревне прожил ровно двадцать лет.
Сложилась барышня; потом созрела…
И стала на свободе жить без дела,
Невыразимо презирая свет.

Она слыла девицей идеальной:
Имела взгляд, глубокий и печальный,
Сидела под окошком по ночам,
И на луну глядела неотвязно,
Болтала лихорадочно, несвязно…
Торжественно молчала по часам.

Въедалася в немецкие книжонки,
Влюблялася в прекрасные душонки —
И тотчас отрекалась… навсегда…
Благословляла, плакала, вздыхала,
Пророчила, страдала… всё страдала!!!
И пела так фальшиво, что беда.

И вдруг пошла за барина простого,
За русака дебелого, степного —
. . . . . . . . . . . . . . .
На мужа негодуя благородно,
Ему детей рожала ежегодно
И двойней разрешилась наконец.

Печальная, чувствительная Текла
Своих людей не без отрады секла,
Играла в карточки до петухов,
Гусями занималась да скотиной —
И было в ней перед ее кончиной
Без малого — четырнадцать пудов.

«Что не весел, Ваня?
В хоровод не встанешь?
Шапки не заломишь?
Песни не затянешь?
Аль не снес, не добыл
Барину оброку?
Подати казенной
Не преставил к сроку?
Аль набор рекрутский
Молодца кручинит —
Угодить боишься
Под красную шапку?
Аль душа-девица,
Что прежде любила,
С недругом спозналась?
Ваньке изменила?»
— «Оброк и с гостинцем
Барину преставил;
Подати казенной
За мной ни алтына;
Не боюсь рекрутства —
Брат пошел охотой;
А душа-девица
Мне не изменяла —
Да ее-то, братцы,
Сроду не бывало!..»

Ферапонт овчину дубил
И руку себе зашибил.
Он стал овчину бранить,
Когда руку стало сводить;
А я скажу ему на то,
Что он бранил ее ни за что!
Так знай же ты, детина,
Что может ушибить и овчина,
Когда ты дурак
И делаешь не так.

О, если б мог я шар земной
Схватить озлобленной рукой, —
Схватить… измять и бросить в ад!..
Я был бы счастлив… был бы рад!..

Злодею выбиты все зубы,
Порок достойно награжден.

Люблю твой пламенный азарт,
Когда, с небритой бородою,
Накрывшись шляпою кривою,
Идешь сражаться ты в бильярд,

Когда ты с чашей пуншевой
Кружок друзей своих обходишь
И вензеля ногами водишь
Пред хладно-чинною толпой,

Когда, вооружась бутылкой,
На драку радостно спешишь
Иль стулом франта по затылку
Как бы перуном ты разишь!

Так, удаль мне мила твоя,
Твоим я видом восторгаюсь,
И сам кием вооружаюсь,
И в драку смело лезу я!

Была прекрасная погода —
С злодеем ты гулять пошла,
И все дивились на урода,
С которым ты нежна была;
И канареечного цвету
Его безвкуснейший жилет
Являл осьмое чудо свету.
Он был, казалось, средних лет,
В его наружности холодной
Не замечалось и примет
Ни той осанки благородной,
Ни энергии юных лет,
Которые к твоим услугам —
Твои покорные рабы —
Мы предлагаем друг за другом
По воле сердца и судьбы…
Скажи: ужель сей зверь небритый
Твоей душою овладел?
Быть может, что вчера побитый
В харчевне грязной он сидел?
А нынче вдруг такой наградой
Он наслаждается, глупец,
Которая была б отрадой
Для наших пламенных сердец.
Каким достоинством сокрытым
Тебя сей зверь очаровал?
Скажи, не глазом ли подбитым?
Иль ядом лести и похвал?
Иль против воли ты, Мария,
Под гнетом роковой тоски,
Небритого и злого змия
Себе избрала в женихи?
Но ты, быть может, непослушна
Веленьям матери своей
И, к злому зверю равнодушна,
По сердцу жаждешь ты связей?..
О, если так… узнай, что ныне
Три сердца, полные тобой,
Блуждают в мире, как в пустыне,
Под гнетом страсти роковой.
Внемли же страстные моленья
Влюбленных пламенных сердец!
Но если ты без сожаленья
Идешь с злодеем под венец —
О! Гнев наш будет дик и страшен!
Где ты гуляешь с ним теперь,
Лежать там будет бездыханен,
Безгласен, мертв сей лютый зверь…
А сами мы, сплетясь руками,
Низринемся в пучину вод…
И трупы хладные волнами
К ногам жестокой принесет!