Игорь Северянин - Том 2. Поэзоантракт

Полет в лазорь из бездны мрака,
Свой ослепительный Вознос,
Свершал спасавший мир от брака
И забракованный Христос!

Кто пьет запоем — так трудно, так трудно
Его окончить: запой — это маг.
Все в жизни скучно, бесцветно и скудно,
А греза сока пурпурна, как мак.

Пусть сон безумен, — зато так прекрасен!
Что в том, что бред он? и жизнь — это бред…
Запой — волшебник, он сладко-опасен…
Познай, страдалец, запоя секрет!..

У голубеньких маленьких речек,
Где шуршит пустоствольный камыш,
Стрекотал изумрудный кузнечик
И влюбился в воздушную мышь.

Но не знать им восторга в их гнездах,
А несчастья — того и глядишь:
Ведь кузнечик изящен, как воздух,
А летучая мышь — только мышь.

Где-то на черешнях,
Там, в краях нездешних,
Распевают птицы
Но не так, как тут.
Грезят в сферах вышних
На румяных вишнях,
Грезят небылицы,
Радужно поют.

  А у нас, где север
  Пожинает клевер,
  Нет ни ярких вишен,
  Ни веселых птиц.
  Все повито дымкой,
  Грустью-невидимкой,
  Грезы зов не слышен
  В сумраке темниц.

Скончался твой крошка, твой умный ребенок!
  Ты плачешь, ты полон тоской…
Он был твоя гордость от детских пеленок,
  В Раю — его духу покой!..

О, я понимаю! о, я понимаю!
  Все в жизни ты с ним потерял.
Страдалец мой! брат мой! тебе я внимаю…
  За что тебя Бог покарал?

Судить ли нам Бога?… С улыбкой востока
  Пой гимны в простор голубой!
Но это жестоко! но это жестоко!
  И плачу я вместе с тобой!..

На канале, у перил,
Чей-то голос говорил:
  «Погоди.
  Ты один, и я одна…
  Я на что-нибудь годна…
  Погляди,
Разве я какой урод?
У меня и нос, и рот —
  Все, как след.
  Для тебя я не конфуз…
  Я умею… Я гожусь…
  Хочешь?…» — «Нет».
«Отчего же? — оскорблен,
Голос молит. — Ты влюблен?
  Не подлец?
  Не обманывал ее?
  У нее дитя твое?
  Ты — отец?»
«Никого я не люблю
И тебя я не куплю: _
  Пуст карман».
  «О, дозволь, дитя, дозволь
  Предложить тебе хлеб-соль
  За обман…
Ты душой наивно-свеж,
А таких найти нам где ж?
  В эту ночь
Мне отдай кусок души
И пади, и согреши,
Заменить мне разреши
  Мать и дочь…»

Повеяло фиалками,
И ландыши сквозь сон
Под грешными русалками
Вернули чистый звон.

  Так сердце шлет из плена весть
  Другому сердцу весть,
  Когда затихнет ненависть
  К тому, кто рушил честь.

Тебе не понравится сказка моя,
Но сказок иных я не знаю.
Она голубая и ласковая,
Ее посвящаю Синаю.

Вспомянь: «Не убий!» — и, накаливая
Святые слова в сердце мерзлом,
Люби и прощай, вся эмалевая,
В злом мире, еще до сих пор злом…

Ты сказки ждала, а не заповеди,
Но заповедь — что? и что — сказка?
Воскресни и жизнью врага победи…
Совет мой тебе не указка!..

Я спать не мог… Дурман болотных музык
Кружил мечту, пугая и пьяня.
Бледнела ночь. И месяц — хил и узок —
Сребрил змею, прильнувшую у пня.

Металась мышь воздушная стеня,
И доносились вопли трясогузок.
Блуждал туман, как бред больной земли.
Его вдыхал исчадье мрака — филин.

А мой челнок приткнулся на мели,
И — как и я — был жутью обессилен.
Пылал костер вдали, как адский факел,

И — сном цветов! — проснулся светлячок,
Весь — греза их, их тайных дум зрачок.
Не мог я спать, — я вздрагивал и плакал.

Тайные чувства — мне душу теребили,
Грезы порхали — в аду ли? на небе ли?

  Влилась ты в сердце, как в море река.

Нет здесь нежданного, нет здесь случайного!..
Полон я помысла необычайного.

  Ты — вне пространства близка!

Я люблю тебя, люблю тебя, люблю я!
Будь жива, ты поняла бы, как люблю.
О, не надо мне ни клятв, ни поцелуя,
Как не надо влаги сочному стеблю.

Я смотрю тебе в глазенки, их милуя.
Я молюсь тебе, — молюсь, но не молю.
Я люблю тебя, люблю тебя, люблю я!
Ты не знаешь обо мне, но я люблю!..

Как нам не пить, когда в вине — забвенье,
И гордый мир, и бодрость, и мечты…
Вино, вино! ты — символ вдохновенья,
Аэростат от вздорной суеты.

За знойный темп дурманного мгновенья
Я отдаю столетья темноты…
И, как не пить, когда в вине — забвенье,
Когда в вине — державные мечты!

Они способны, дети века,
С порочной властью вместо прав,
Казнить за слабость человека,
Стихийно мощь его поправ.

Они способны, дети века,
Затменьем гения блеснуть.
Но он, поруганный калека,
Сумеет солнечно уснуть.

Негодованье мстит жестоко,
Но чем, кому я стану мстить?
Мой гнев, как кровь зари Востока,
Ничто не в силах укротить!

О, гнев, клокочущий, бурунный,
Убей мне сердце, — я умру
За лиры изгородью струнной
С проклятьем злобе и… добру!

Закат любви, как звезды кроткой.
Бей милосердия сосуд!
За лиры струнною решеткой
Паяц над миром правит суд.

Нахмурьтесь, ясные сапфиры,
Где всходит карою заря,
За струнной изгородью лиры
Судьи паденье озаря.

Живи, Вольфганг! и пусть твои тома
В шкафу у всех — на правый фланг!
Ты вдохновил волшебника Тома, —
Живи, Вольфганг!

Живи, Вольфганг! журчат мечты ума,
Как ближний Дон, как дальний Ганг:
Ты вдохновил волшебника Тома, —
Живи, Вольфганг!

Живи, Вольфганг! и пусть во все дома
Стремится речь, как бумеранг:
Ты вдохновил волшебника Тома, —
Живи, Вольфганг!