Игорь Северянин - Том 3. Менестрель. Поэмы

Лишь заблестит светила луч весенний,
Начнется пляска радостных минут.
Среди кустов черемух и сиреней
Вновь соловьи разливно запоют.
Придет Любовь из своего изгнанья,
Вернется об руку с Искусством Знанье, —
Все обновленной жизнью заживут.

Все обновленной жизнью заживут,
Без злобы, без убийства и без лени;
И не орудий будет слышен гуд,
А гуд труда, любви и наслаждений.
О верьте, верьте: эти дни придут,
Дни музыкально-ласковых мгновений…

О, эти дни! вы — близко, рядом, тут!
Я в настроеньи ваших настроений.
Вы влиты в обрильянченный сосуд —
Сосуд чудес, пророчеств и видений.
Да, смерть умрет! да, жизнь воскреснет вновь!
В своей душе ей место приготовь! —
Так повелел круговорот свершений.

Так повелел круговорот свершений!
Он предназначен, властен, мудр и крут,
В его вращеньи нет ни отклонений,
Ни замедлений, ни преград, ни пут.
Под вечным знаком предопределенья,
С душой, познавшей таинства прозренья,
Под новый год кончается мой труд.

Под новый год кончается мой труд, —
Ведь он идет, как некий светлый гений!
О, вновь поля и чувства зацветут,
Лишь заблестит светила луч весенний!
Все обновленной жизнью заживут!
О, эти дни! вы — близко, рядом, тут!
Так повелел круговорот свершений.

Кто движется в лунном сиянье чрез поле
  Извечным движеньем планет?
Владычица Эстии, фея Eiole.
  По-русски eiole есть: нет.

В запрете есть боль. Только в воле нет боли.
  Поэтому боль в ней всегда.
Та боль упоительна. Фея Eiole
  Контраст утверждения: да.

Она в осиянном своем ореоле,
  В своем отрицанье всего,
Влечет непостижно. О фея Eiole,
  Взяв все, ты не дашь ничего…

И в этом услада. И в боли пыл воли.
  И даже надежда — тщета.
И всем своим обликом фея Eiole
  Твердит: «Лишь во мне красота».

Sirel, — сирень по-эстонски, —
Только вчера расцвела.
Слышишь ли, Тüu, топ конский?
То приближается Страсть!

Sirel, — чаруйные тоны!
Тüu меня увлекла
Вдруг на речные затоны, —
Тüu не хочет ли пасть?…

Sirel, — как звуки свирели…
Только, чем наша сирень…
Пели тебе менестрели
Всех осирененных стран!

Sirel, — как розы фиоли…
Неумолимая тень
Чья это? — Фея Eiole!
Тüu — узыв и обман…

Как тебя она любит! как тобою любима!
Вы — как два дьяволенка! вы — как два серафима!

Вы — всегдашние дети моря, леса и поля!
Вы — художницы чувства! вы свободны, как воля!

Мне она полюбилась, став навеки моею.
То возлюблено мною, что возлюблено ею.

Раз тебя она любит, — мне близка поневоле
Ты, подруга любимой, дочь природы и воли.

Раз меня она любит, — ты меня полюбила.
Это есть, это будет, как всегда это было.

Мы всегда были вместе, мы всегда были трое:
В дни развала Помпеи, в дни падения Трои.

Так не бойся при встрече целовать меня смело:
Ты, ее полюбивши, стать мне близкой сумела!

О, моя милая Тüu,
О, моя милая Ani,
Тüu похожа на сливу,
Ani — на белку в капкане…

Тüu немного повыше
Ani — сиренка-шатенка;
В лунные ночи на крыше
Грезит, как зябкая пенка.

Ani, льняная блондинка,
Ландышами окороня
Волосы, как паутинка,
Можно подумать — тихоня…

Девушки обе надменны,
Девушки обе эксцессны.
Обе, как май, вдохновенны!
Обе, как август, прелестны!

Ножки у вас, как у лани…
Что ж, устремимся к обрыву…
Правую ручку дай, Ani,
Левую даст только Тüu…

Как бегали мы за ландышами
Серебряными втроем:
Две ласковые милые девушки, —
Две фрейлины с королем!

У вас были платья алые,
Алые платья все.
По колени юбки короткие,
Босые ноги в росе.

У вас были косы длинные,
Спускавшиеся с висков
На груди весенне-упругие,
Похожие на голубков…

У вас были лица смелые,
Смеющиеся глаза,
Узкие губы надменные,
И в каждой внутри — гроза!

У вас были фразы вздорные,
Серебряные голоски,
Движения вызывающие,
И ландышевые венки!

Все было вокруг зеленое,
Все — золото, все бирюза!
Были лишь платья алые,
В которых цвела гроза.

Я помню полоски узкие
Меня обжигавших уст…
Как чисто звенели ландыши,
Запрятанные под куст.

Как нежно слова эстийские
Призывели над леском!
Как быстро сменялись личики
Перед моим лицом!..

Ах, это у моря Финского,
От дома за десять верст, —
Веселые сборы ландышей,
С восхода до самых звезд!

Ах, это в пресветлой Эстии,
Где любит меня земля,
Где две босоногие фрейлины, —
Две фрейлины короля!

Цвела сирень малиново-лилово
И бело-розово сирень цвела…
Нас к ней тропа зигзагами вела
Чрез старый парк, нахмуренный елово.

Налево море, впереди река,
А там, за ней, на кручи гор, сирени
Уже струят фиоль своих курений
И ткут из аромата облака.

Цвела сирень, и я сказал Фелиссе:
«Руке моей не только брать перо!..»
И отвечала мне она остро:
«Цветет сирень — и крупная, и бисер»…

Ночь нервная капризна и светла.
Лобзанья исступленнее укуса…
В тебе так много тонкости и вкуса.
Цвела сирень, — у нас цвели тела.

Идем ловить форелей на пороги,
В леса за Aluoja, к мызе Rant.
Твои глаза усмешливы и строги.
Ты в красном вся. Жемчужно-босы ноги.
И меж двух кос — большой зеленый бант.

А я в просторной черной гимнастерке,
В узорной кепке, в русских сапогах.
Не правда ль, Tüu, если взоры зорки,
Сегодня здесь, а завтра мы в Нью-Йорке.
И некая тревожность есть в ногах?

Остановись у криволапой липы
И моментально удочку разлесь:
Форелей здесь встречаются все типы,
У обезводенных так сиплы всхлипы,
А иногда здесь бродит и лосось…

И серебро, и золото, и бронза!
Широкие и узкие!.. Итак,
Давай ловить восторженно-серьезно,
По-разному: плечо к плечу и розно,
Пока домой нас не погонит мрак.