Василий Сумбатов - Прозрачная тьма: Собрание стихотворений

Ты всеблаг, Ты облегчаешь, Боже,
Непосильность горестей людских, –
Но за что, за что ко мне Ты строже –
Чем же я отличен от других?

Нигде никогда не блистаю,
Порой только тенью мелькну, –
Отсталый от родственной стаи,
Давно я ушел в тишину.

Люблю чуть мерцающий, кроткий
Светильник у древних божниц,
Да памяти стертые четки,
Да шелест любимых страниц.

Мне келья моя не наскучит, –
В ней шепчут цветы на окне,
В ней тень мою ветер певучий
Баюкает в ласковом сне.

Нигде никогда не блистаю, –
Я – тень от каких-то вершин,
Но я не тоскую – я знаю,
Что я и один – не один,

Что в жизни холодной и тесной
И тени имеют друзей,
И кто-нибудь милый – безвестный –
Сочувствует тени моей.

От боли длительной нет мочи,
И жгуче, терпко и хмельно,
В хрустально-черной чаше ночи
Бурлит бессонницы вино.

И в памяти, как на экране,
Я вижу ряд своих грехов,
Ошибок и разочарований,
Ненужных дел и праздных слов.

И боль раскаянья сильнее
Телесной боли, – жгучий стыд
За недостойные затеи
Сильней, чем жар в крови, палит.

Двойною тяжестью страданья –
Души и тела – я томим,
И стоном жалобным моим
Нарушен стройный хор молчанья.

Как невидимая птица, ветер
Постучал в окно, шепнул: Впусти!
Но лишь вздохом я ему ответил, –
До окна мне нынче не дойти.

Жаль мне ветра – птицы одинокой,
Жаль, что в дни, когда я сильным был, –
В дни беспечной юности далекой, –
Не поймал его, не приручил…

Улетит, а мне опять приснится
Тот же грустный непонятный сон,
Что мечусь и я по жизни птицей,
Что и я никем не приручен.

Бесформенное серое вплотную
Придвинулось и, не касаясь, давит…
Я спрашиваю мысль – еще живую:
– Ну, что ж? Конец? – Но мысль юлит, лукавит;

«Мы ничего не знаем… Как случится…
Врач говорит… Быть может… Не пойму я…»
Да, мы не знаем. Что-то постучится
Войдет и уведет во тьму немую.

А может быть, войдет совсем иное
И уведет в страну цветов и света,
В страну гармоний вечных и покоя?..
Да, мы не знаем. Справедливо это.

Мы в этой жизни знаем слишком много,
И часто тяжко было нам от знанья,
Теперь – конец, и знанье – лишь у Бога,
А мы – всё те ж, что в первый день созданья.

Раньше смерть не всегда замечали мы, –
Проходила она стороной,
Не томила нас долго печалями, –
Кто умрет, значит – вечный покой.

Очертаньями, звуками, красками
Мир ласкал, волновал и манил,
Расстилалась коврами ширазскими
Жизнь над черным зияньем могил.

Годы шли, и всё чаще заглядывать
Стала смерть в наш редеющий круг,
И ковры перестали нас радовать, –
Будто стерлись и выцвели вдруг.

И теперь – разлученные с милыми –
Мы ступаем с опаской, и взгляд
Ищет щели в коврах над могилами,
Но ковры свою тайну хранят.

Горек хлеб и утреннее кофе,
Если в сердце горечь поселилась,
Если мысль о новой катастрофе
Прочно в голове укоренилась.

Трусость, что ли, перед болью новой?
Или просто старость наступила? –
Ведь суровей участи суровой
Быть не может. Худшее уж было.

Легко сказать: Бодрись!
Легко сказать: Забудь!
А если круто вниз
Сорвался жизни путь?

А если я – изгой?
А если я – один?
А если я грозой
Снесен с родных вершин?

Ведь нет подняться сил,
Ведь сломано крыло,
Ведь я не позабыл.
Как наверху светло!

Кудри на ночь расчесала
Гребнем синих гор заря,
Улыбнулась и пропала,
Удалилась за моря.

Выползает мгла седая
На луга, покинув лог,
И темнеет, увядая,
Бледный вечера цветок.

Тишина, раскинув сети,
Ловит, душит каждый звук,
Только резвый вольный ветер
С кем-то шепчется вокруг.

Небеса темнеют быстро,
Россыпь звездная видна
И мерцает – будто искры
В чаше синего вина.

Какая ночь! Какие ароматы
Она с собой на землю принесла!
Внизу цикад рокочут мандолины,
И шепчут травы на лугу покатом
Спускающейся к озеру долины,
А в море неба – звездам нет числа!

Лежу на свежем шелковистом сене,
И кажется, что я лежу на мягком дне,
Что плещут струи – теплые, густые,
Но легкие, как аромат, как тени, –
Что не оркестр цикад, а звезды золотые
Звенят-рокочут в синей глубине.

Как марш надоевший старинный,
Равняющий поступь веков,
Стучит равномерно и чинно
Холодное сердце часов.

А сердце другое – живое –
Стучит на особую стать, –
Ритмического покоя
Не хочет оно соблюдать.

Над городом пышные зори,
Но что мне сегодня до них? –
Ведь ими нельзя разузорить
Холодный бескрасочный стих!

Холодный, бескрасочный, черствый!..
Как высказать то, чего нет?
Уму не хватает проворства
Снять четкий с виденья портрет.

Мелькнуло, сверкнуло и скрылось,
Пойми, догадайся, схвати!
Напрасно ты, сердце, забилось, –
К виденьям пути не найти.

Но сердце горячее бьется
Толчками, прыжками в груди,
Твердя мне: Дорога найдется!
Ты духом не падай! Иди!

И я был когда-то крылатым,
И раны от вырванных крыл,
Как память о небе, мне святы,
И я их ничем не лечил.

Ношу их, как носят вериги, –
Чтоб грешную плоть умерщвлять,
Чтоб даже в счастливые миги
О песнях небес горевать.

И горестей нету огромней,
Чем та, что я крыльев лишен,
Что песен небесных не помню,
Что песни и крылья – лишь сон.

Свод неба нынче синий-синий,
И в тучах – перелив опала,
И солнца золотистый иней
Осыпал пиний опахала,
И, будто ради карнавала,
Зажглись фонарики глициний.