Александр Дахненко - Болевой порог

Он верил, что смерть – это жутко.
Старался не думать о ней.
Какая жестокая шутка,
Что время стучит все сильней
В виски, выделяя седины
В когда-то густых волосах,
Обиды застывшие льдины
Оставив в холодных глазах.
И счастье, что было так близко
Разломано болью измен.
А что же досталось взамен?..
Все то, что банально и низко –
Жизнь просто ушла на размен…

От общенья лишь опустошенность –
Хорошо, что ничего не ждешь.
Только нарастает отчужденность,
Презирая хамство, лесть и ложь.
Как слова ни крутишь: так иль эдак,
Смысл едва ль проглянет между них.
Разговор «на равных» очень редок –
Больше все о «прелестях» земных.
От которых некуда деваться,
Кроме тишины ночных путей,
На которых можно укрываться
От «блаженной» глупости гостей.

Продираешься сквозь снов периферию,
Через боль, а также через эйфорию.
Наблюдая неизбежности изломы,
Повторяя каждый миг: Зачем мы? Кто мы?
И опять стремишься к звездам, как когда-то,
И, смеясь, проходишь точку невозврата.
Где судьба легко твои шальные грезы,
Обращает в трансцендентные угрозы.
Хоть отчаянья все больше в мире этом,
Ты порой еще любуешься рассветом.
И, как встарь, твои таинственные дали
Накрывает тень классической печали.

Прошло великое над нами
И стало памятью для нас.
А вы, погнавшись за деньгами,
Всё предали, в который раз.
Но счастье оказалось ложью
Для большинства и мрёт оно,
Скитается по бездорожью
Страны, которой нет давно.
Как вы беспомощны и жалки –
Эпохи пленники больной…
А мы храним исток родной
И не вступаем в перепалки
С безумством подлости земной.

Земля в дорогу уже готова,
По горсти бросьте и отойдите.
Вот только вслед здесь не надо слова.
Прошу, молчите, совсем молчите.

И всё забудьте, когда что было…
И облик странный сотрите тоже.
Ведь всё промчалось и в ночь уплыло,
Чего уж больше, куда уж строже.

А впрочем, после – за рюмкой водки,
Судите строго: «поэт, задира»…
И спорьте больше – дерите глотки,
Пусть между вами не будет мира.

Из печалей сочиняются стихи,
Из тоски по невозвратным вечерам,
Тем, которые особенно глухи,
Тем, что души отдают во власть ветрам.
Из ошибок составляются стихи,
Да из бреда дальней памяти и слов.
Безразлично все: надежды и грехи,
Мрак укроет мир холодным слоем снов.
Что приснится – не узнаешь ни за что.
Одиночества коварные штрихи
Все зовут куда-то, заполночь…В ничто?
Из него всплывают разные стихи…
Впрочем, в этом мире много чепухи,
Про которую тебе не стоит знать…
Сочиняются опасные стихи,
Лучше сразу их забыть-не вспоминать.

Моя «загробная» строфа
Вас больше не побеспокоит,
Ведь право же читать не стоит
Такое, если жизнь «лафа».
Прошу прощенья за жаргон,
Который вырвался невольно…
Нам всем порой бывает больно,
А сердце рвется на обгон
Той жизни, где одни грехи,
Воспоминанья, что жестоки,
Зачем же Вам все эти строки –
Мои «загробные» стихи…

В напряженье – неопределенность –
Давит осознанье пустоты.
Точно несчастливая влюбленность
В тонкие, точеные черты.
Всякий раз, как вижу в полумраке
Сотканное звездами лицо,
Вспоминаю дней минувших знаки,
Допиваю горькое винцо.
Снов, надежд и ледяных туманов
Пью сполна холодное питье.
Понимаю поздно и рано
То, что все на свете не мое.
То, что все – игра воображенья…
Тень, которой не могу помочь.
Лунных лет незримое движенье –
Мой уход в космическую ночь.

Тому, кто меняет маски –
Не нужно лица.
Ты чувствуешь боль,
Но вот только свою – не чужую…
И жизнь непохожа на сказки,
А смерть до конца
Заставит сыграть эту роль,
Очевидно, «большую».

Больное сознание силится
Вспомнить себя.
Но вдребезги, в клочья
Душа разлетелась, на части.
Вот что это выльется?
Ты (никого не любя)
Надеешься спрятаться ночью –
Не все в твоей власти.

Судьба разыграла жестоко
Предельный гамбит…
Раз, взяв себе маски, –
Частицею стал карнавала.
Скитаясь без срока,
Захочешь быть честно убит…
Не будет подсказки –
Ты точно не выйдешь из зала.

Четыре стены, но вот в них-то спокойно,
Ведь здесь не идут коммунальные войны,
Здесь можно с усмешкой смотреть,
Как рвут друг у друга копейки из глотки
Животные ради ремонтов и водки,
Решая кому умереть.
Живешь бесполезно, бесцельно, безбольно.
Себя убедив, что ты многим довольна –
И я за тебя в этом рад.
Идешь сквозь людей, от ступени к ступени
По лестнице вверх, но ведут тебя тени
В твой честно заслуженный Ад.

Про Питера Пэна и Венди
(Для тех, кому тридцать иль сорок)
Расскажет всем сказки под брэнди,
Хитрец, так похожий на морок.
Он знает счастливых историй
Так много, что диву даешься.
Забудь про всегдашнее горе,
Ты тьме просто так достаешься.
За каплю бальзама-наркоза
Отдашь бесполезную душу.
Вся жизнь будет «пышная роза» –
Иллюзий твоих не нарушу.
Старик – или нет – воплощенье
Романтика зла – Дориана…
Он знает – не будет прощенья,
Но жить не привык без обмана.
Не важно других ли, себя ли,–
Всех чохом… и будет награда:
Веселье, сквозь море печали,
Безумные песни распада…
На дне карнавального Ада.

Никакой души с бездушными
В нашей жизни быть не может.
Нам не должно быть воздушными,
А иначе – уничтожат.
Мелкобесьевска оттеночки,
В каждом видятся прохожем…
Ну, прижмись поближе к стеночке,
На себя не будь похожим.
Льется кровушка реальная,
Расстаются души с телом.
Подоплека инфернальная:
Смерть – как ремесло, как дело.
А иным игра все чудится,
Цирк-театр – арена мира…
От иллюзий не пробудятся
Жертвы магии Шекспира…

Снова бледную рисует акварель
Этот медленный, простуженный апрель.
Тает снег, что выпал ночью, не спеша.
В одиночество спокойная душа
Убрела искать заветные слова
Чтоб продлить мгновенья тайны, волшебства,
Чтоб никто покой недолгий не спугнул…
Со своею суетой не проскользнул.
Надо выставить щит разума, дозор,
И пустой не состоится разговор.
С теми всеми, от кого ты так устал,
Кто тебе так вдохновенно подло лгал.
Впрочем, есть во всем прошедшем свой урок:
Резюме на память, пара четких строк.
Жестче будешь обращаться ты с людьми,
С теми вдвое, кто покажется «детьми».