Владимир Маяковский - Про это

Кончаю...

Прошу не винить...

Ничего не поделаешь

До чего ж на меня похож! Ужас.

Но надо ж!

Дернулся к луже. Залитую курточку стягивать стал. Ну что ж, товарищ!

Тому еще хуже семь лет он вот в это же смотрит с моста. Напялил еле

другого калибра. Никак не намылишься

зубы стучат. Шерстищу с лапищ и с мордищи выбрил. Гляделся в льдину...

бритвой луча... Почти,

почти такой же самый. Бегу.

Мозги шевелят адресами. Во-первых,

на Пресню,

туда,

по задворкам. Тянет инстинктом семейная норка. За мной

всероссийские,

теряясь точкой, сын за сыном,

дочка за дочкой.

Всехные родители

- Володя!

На рождество! Вот радость!

Радость-то во!.. Прихожая тьма.

Электричество комната. Сразу

наискось лица родни. - Володя!

Господи!

Что это?

В чем это? Ты в красном весь.

Покажи воротник! - Не важно, мама,

дома вымою. Теперь у меня раздолье

вода. Не в этом дело.

Родные!

Любимые! Ведь вы меня любите?

Любите?

Да? Так слушайте ж!

Тетя!

Сестры!

Мама! Тушите елку!

Заприте дом! Я вас поведу...

вы пойдете...

Мы прямо... сейчас же...

все

возьмем и пойдем. Не бойтесь

это совсем недалеко 600 с небольшим этих крохотных верст. Мы будем там во мгновение ока. Он ждет.

Мы вылезем прямо на мост. - Володя,

родной,

успокойся!

Но я им на этот семейственный писк голосков: - Так что ж?!

Любовь заменяете чаем? Любовь заменяете штопкой носков?

Путешествие с мамой

Не вы

не мама Альсандра Альсеевна. Вселенная вся семьею засеяна. Смотрите,

мачт корабельных щетина в Германию врезался Одера клин. Слезайте, мама,

уже мы в Штеттине. Сейчас,

мама,

несемся в Берлин. Сейчас летите, мотором урча, вы: Париж,

Америка,

Бруклинский мост, Сахара,

и здесь

с негритоской курчавой лакает семейкой чай негритос. Сомнете периной

и волю

и камень. Коммуна

и то завернется комом. Столетия

жили своими домками и нынче зажили своим домкомом! Октябрь прогремел,

карающий,

судный. Вы

под его огнеперым крылом расставились,

разложили посудины. Паучьих волос не расчешешь колом. Исчезни, дом,

родимое место! Прощайте!

Отбросил ступеней последок. - Какое тому поможет семейство?! Любовь цыплячья!

Любвишка наседок!

Пресненские миражи

Бегу и вижу

всем в виду кудринскими вышками себе навстречу

сам

иду с подарками под мышками. Мачт крестами на буре распластан, корабль кидает балласт за балластом. Будь проклята,

опустошенная легкость! Домами оскалила скалы далекость. Ни люда, ни заставы нет. Горят снега,

и голо. И только из-за ставенек в огне иголки елок. Ногам вперекор,

тормозами на быстрые вставали стены, окнами выстроясь. По стеклам

тени

фигурками тира вертелись в окне,

зазывали в квартиры. С Невы не сводит глаз,

продрог, стоит и ждет

помогут. За первый встречный за порог закидываю ногу. В передней пьяный проветривал бредни. Стрезвел и дернул стремглав из передней. Зал заливался минуты две: - Медведь,

медведь,

медведь,

медв-е-е-е-е...

Муж Феклы Давидовны со мной

и со всеми знкомыми

Потом,

извертясь вопросительным знаком, хозяин полглаза просунул:

- Однако! Маяковский!

Хорош медведь! Пошел хозяин любезностями медоветь: - Пожалуйста!

Прошу-с.

Ничего

я боком. Нечаянная радость-с, как сказано у Блока. Жена - Фекла Двидна. Дочка, точь-в-точь

в меня, видно семнадцать с половиной годочков. А это...

Вы, кажется, знакомы?! Со страха к мышам ушедшие в норы, из-под кровати полезли партнеры. Усища

к стеклам ламповым пыльники из-под столов пошли собутыльники. Ползут с-под шкафа чтецы, почитатели. Весь безлицый парад подсчитать ли? Идут и идут процессией мирной. Блестят из бород паутиной квартирной. Все так и стоит столетья,

как было.

Не бьют

и не тронулась быта кобыла. Лишь вместо хранителей духов и фей ангел-хранитель

жилец в галифе. Но самое страшное:

по росту,

по коже одеждой,

сама походка моя! в одном

узнал

близнецами похожи себя самого

сам

я. С матрацев,

вздымая постельные тряпки, клопы, приветствуя, подняли лапки. Весь самовар рассиялся в лучики хочет обнять в самоварные ручки. В точках от мух

веночки

с обоев венчают голову сами собою. Взыграли туш ангелочки-горнисты, пророзовев из иконного глянца. Исус,

приподняв

венок тернистый, любезно кланяется. Маркс,

впряженный в алую рамку, и то тащил обывательства лямку. Запели птицы на каждой на жердочке, герани в ноздри лезут из кадочек. Как были

сидя сняты

на корточках, радушно бабушки лезут из карточек. Раскланялись все,

осклабились враз; кто басом фразу,

кто в дискант

дьячком. - С праздничком!

С праздничком!

С праздничком!

С праздничком! нич- С праз

ком! Хозяин

то тронет стул,

то дунет, сам со скатерти крошки вымел. - Да я не знал!..

Да я б накануне... Да, я думаю, занят...

Дом...

Со своими...

* * * * *

Бессмысленные просьбы

Мои свои?!

Д-а-а-а

это особы. Их ведьма разве сыщет на венике! Мои свои

с Енисея

да с Оби идут сейчас,

следят четвереньки. Какой мой дом?! Сейчас с него. Подушкой-льдом плыл Невой мой дом меж дамб стал льдом, и там... Я брал слова

то самые вкрадчивые, то страшно рыча,

то вызвоня лирово. От выгод

на вечную славу сворачивал, молил,

грозил,

просил,

агитировал. - Ведь это для всех...

для самих...

для вас же... Ну, скажем, "Мистерия"

ведь не для себя ж?! Поэт там и прочее...

Ведь каждому важен... Не только себе ж

ведь не личная блажь... Я, скажем, медведь, выражаясь грубо... Но можно стихи...

Ведь сдирают шкуру?! Подкладку из рифм поставишь

и шуба!.. Потом у камина...

там кофе...

курят... Дело пустяшно:

ну, минут на десять... Но нужно сейчас,

пока не поздно... Похлопать может...

Сказать

надейся!.. Но чтоб теперь же...

чтоб это серьезно...Слушали, улыбаясь, именитого скомороха. Катали по столу хлебные мякиши. Слова об лоб

и в тарелку

горохом. Один расчувствовался,

вином размягший: - Поооостой...

поооостой... Очень даже и просто. Я пойду!..

Говорят, он ждет...

на мосту...

Я знаю...

Это на углу Кузнецкого моста. Пустите!

Ну-кося! По углам

зуд:

- Наззз-ю-зззюкался! Будет ныть! Поесть, попить, попить,поесть и за 66! Теорию к лешему! Нэп

практика. Налей,

нарежь ему. Футурист,

налягте-ка! Ничуть не смущаясь челюстей целостью, пошли греметь о челюсть челюстью. Шли

из артезианских прорв меж рюмкой

слова поэтических споров. В матрац,

поздоровавшись,

влезли клопы. На вещи насела столетняя пыль. А тот стоит

в перила вбит. Он ждет,

он верит:

скоро! Я снова лбом,

я снова в быт вбиваюсь слов напором. Опять