Василе Александри - Александри В. Стихотворения. Эминеску М. Стихотворения. Кошбук Д. Стихотворения. Караджале И.-Л. Потерянное письмо. Рассказы. Славич И. Счастливая мельница

— Это буран, — сказала госпожа Маргиола, ежась от холода, и схватила меня за руку. — Вы с ума сошли, ехать в такую погоду? Оставайтесь ночевать, завтра на рассвете поедете.

— Нельзя.

Я высвободил руку и решительно направился к конюшне. С великим трудом мне удалось разбудить конюха и разыскать своего коня. Я оседлал его, подвел к крыльцу и зашел в комнату, чтобы проститься с хозяйкой. Она сидела на кровати и в раздумье вертела в руках мою шапку.

— Сколько я вам должен? — спросил я.

— На обратном пути заплатите, — ответила хозяйка, пристально глядя на мою шапку.

Потом она встала и протянула ее мне. Я надел шапку набекрень и, глядя в глаза хозяйки, поблескивавшие каким-то странным огнем, сказал:

— Целую ваши глазки, госпожа Маргиола!

— Счастливого пути!

Я вышел на крыльцо и вскочил на коня; старая служанка открыла ворота, и я очутился на дороге. Опершись левой рукой на круп лошади, я обернулся и через забор увидел приоткрытую дверь комнаты, а в глубине силуэт женщины, заложившей руки за голову. Тихонько насвистывая песенку, я поехал шагом. Обогнув забор, я выехал на шоссе, перекрестился и пожелал самому себе счастливого пути. В тот же миг я услышал, как хлопнула дверь и раздался кошачий визг. Маргиола, зная, что я ее больше не вижу, захлопнула дверь и прищемила коту хвост. Проклятый. кот. Вечно путается под ногами!

Некоторое время я ехал спокойно. Ветер все усиливался. По небу неслись темные тучи. Словно гонимые невидимой силой, они громоздились друг на друга, застилали вершину горы, спускались в долину, то закрывая, то приоткрывая мертвенно-желтый сера луны. Холод пронизывал до костей, и у меня начали коченеть ноги и руки. Я наклонил голову, чтобы ветер не бил в лицо. Затылок, лоб и виски горели. В ушах звенело. «Слишком много выпил», — подумал я, сдвинул шапку на затылок и взглянул на хоровод туч. Голова у меня кружилась. В груди жгло. Я глубоко вдохнул холодный воздух. Острая боль мгновенно пронзила мне грудь. Шапка давила лоб, как обруч, я снял ее и положил на луку седла, но не почувствовал облегчения. Зачем я поехал? У полковника Иордаке все давно уже спят. Никому и в голову не придет, что у меня хватит безумия пуститься в путь ночью, да еще в буран. Я пришпорил коня, который брел спотыкаясь, словно он тоже хлебнул лишнего.

Ветер начал стихать, посветлело, стал накрапывать дождик. Я снова надел шапку. Опьянение не проходило, голова разламывалась от боли. Лошадь выбивалась из сил, задыхаясь от встречного ветра. Я пришпорил ее и огрел плетью. Она сделала несколько шагов и вдруг остановилась как вкопанная, будто увидев на дороге неожиданное препятствие. Посмотрев вперед, я заметил невдалеке прыгающую тень. «Что бы это могло быть? Какой-нибудь зверь?» Я схватился за револьвер и вдруг явственно услышал блеяние козленка. Я понукал коня, как мог, но он топтался на месте, пытаясь повернуть обратно. Конь сделал несколько шагов вперед и снова остановился, храпя. Еще несколько шагов — опять этот самый козленок. Тучи поредели, теперь все было ясно видно. Маленький черный козленок прыгал на дороге, вставал на дыбы, наклонял голову, бросался вперед, бодался и блеял. Я спрыгнул с коня, взял поводок в руки и стал манить к себе козленка, делая вид, будто хочу ему что-то дать. Козленок подбежал. Конь страшно захрапел и метнулся в сторону. Я упал на одно колено, но мне удалось все же удержать узду. Козленок подбежал совсем близко, я поднял его, положил в торбу, привешенную к седлу. Мой конь дрожал как в лихорадке.

Я снова вскочил в седло. Иноходец рванулся вперед. Теперь он шел рысью, перескакивая через камни и рытвины, все быстрее и быстрее, так что я не успевал даже смотреть вокруг и замечать дорогу. Во время этой безумной гонки, каждый миг грозившей мне гибелью, продрогший до костей, страдая от жестокой головной боли, я думал только о ночлеге. Зачем я уехал? Маргиола, наверное, уступила бы мне свою комнату, иначе зачем ей было меня приглашать? Козленок зашевелился — он устраивался поудобнее в торбе. Я посмотрел на него, он высунул голову из торбы и тоже глядел на меня. Я вспомнил другие глаза… Какой я был дурак! Лошадь споткнулась, я еле ее удержал, она ринулась вперед, но снова споткнулась и упала на передние ноги. В этот миг я увидел сквозь просвет облаков тонкий серп луны: это подействовало на меня как удар дубинкой по голове: луна впереди! Значит, на небе две луны: ведь все время, пока я ехал, луна была сзади. Я быстро повернул голову, чтобы увидеть настоящую луну. Так и есть: я сбился с пути. Где это я? Впереди меня ничего не видно, кроме высоких стеблей кукурузы, позади — широкое поле. Я перекрестился и с досады ударил коня ногой, чтобы заставить его подняться. Что-то зашуршало у правой ноги. Кто-то взвизгнул. Не придавил ли я козленка? Я схватился за торбу: она была пуста — козленок исчез! Лошадь поднялась, отряхнулась, будто после сна; взвилась на дыбы, выбросила меня из седла, помчалась в поле, словно спасаясь от нечистой силы, и пропала в темноте.

Поднимаясь на ноги, я услыхал шорох в кукурузе и громкий человеческий голос:

— Тьфу! Сгинь, нечистый!

— Кто там? — крикнул я в темноту.

— Добрый человек…

— Кто такой?

— Георге.

— Какой Георге?

— Нэтруц… Георге Нэтруц, кукурузу сторожу.

— Почему ты не подходишь ближе?

— Сейчас… иду…

Из кукурузы показалась человеческая тень.

— Послушай, дружище, где это мы?.. Я, кажется, заблудился.

— А куда вы держите путь?

— В Верхние Попешть.

— Эге! К полковнику Иордаке?

— Да.

— Тогда вы не сбились с пути. Но до Попешть еще далеко… Это только Хэкулешть.

— Хэкулешть? — обрадовался я. — Стало быть, харчевня Мынжоалы где-нибудь здесь поблизости?

— Вот она, мы стоим позади конюшни.

— Покажи-ка мне дорогу. Я боюсь свернуть себе шею у самого дома.

Я проплутал часа четыре, не меньше…

Несколько шагов, и мы у ворот. В комнате Маргиолы горит свет, и за занавесками видны тени. Наверное, другой путник, более умный, чем я, наслаждается чистой постелью, а мне теперь достанется лавка где-нибудь около печки.

Но мне повезло. Как только я постучал, старая служанка мигом открыла ворота. Войдя в дом, я споткнулся обо что-то мягкое — опять козленок, тот же самый козленок! Стало быть, он принадлежит госпоже Маргиоле! Он вместе со мной очутился в комнате и забился под кровать.

Что я могу сказать? Знала ли хозяйка, что я вернусь, или она так рано встала? Но кровать была нетронута.

Войдя в комнату, я только и смог выговорить: «Госпожа Маргиола!» — и, желая поблагодарить бога за то, что остался в живых, поднес было руку ко лбу.

Но Маргиола живо отвела мою руку и стиснула меня в объятиях.

Я и теперь вижу перед глазами эту комнату. Что за постель! Какие занавески! Какие стены! А потолок! Все вокруг так и сияет молочной белизной — и абажур и вышивки. В комнате тепло, как под крылышком у наседки. И запах яблок и айвы!