Василе Александри - Александри В. Стихотворения. Эминеску М. Стихотворения. Кошбук Д. Стихотворения. Караджале И.-Л. Потерянное письмо. Рассказы. Славич И. Счастливая мельница

Спотыкнется, вкруг не глядя, —
Тут же встанет поживей!
В шапке тонет он своей,
Шерсти слипшиеся пряди —
До бровей.

Он спешит, пересекая
Закоулки и дворы.
Вдруг он видит — у горы
Перед ним толпа густая
Детворы.

Хочет он свернуть куда-то;
Может быть, шагах в пяти
Есть обходные пути, —
Но бегут к нему ребята:
Не уйти!

«Шапка, глянь, почти до пяток!
Велика, как постный день.
Целый зверь… Поди, надень!
Спрятать можно в ней с десяток
Деревень».

Вниз толкают, — вот веселье!
А какой-то озорник
Ухватил за воротник…
Словно сразу опьянели, —
Шум и крик.

Подвязав шубенку лыком,
Шла старушка стороной,
Но всмотрелась: кто такой
Все село наполнил криком
И возней?

Ей за маленького жутко,
Ей обидно за него.
«Это что за озорство?
Ну, пойдем со мной, малютка:
Ничего!»

То, что пламенем объято,
Сеном трудно загасить…
Что за резвость! Что за прыть!
Это дети иль волчата,
Может быть?

И старушка в окруженье.
И за нею, здесь и там,
Все стремятся по пятам.
Толкотня, столпотворенье,
Свист и гам!

Мудрено теперь за книжку
Усадить таких ребят…
За старушкой, точно град,
Так и носятся вприпрыжку
И галдят.

Та, забыв о воспитанье,
Разбранилась, разошлась:
«Убирайтесь прочь сейчас,
Чертенята, басурмане…
Вот я вас!»

Путь свой палкой расчищая,
Хочет выбраться, но что ж?
Окружает снова сплошь
Их безудержная стая —
Не пройдешь!

И старушка вновь оттерта.
Но среди толпы такой
Все же выглядит главой
И плюется, как от черта…
Бог ты мой!

Уж собаки лают хором.
Вот и женщины из хат
Выбегают все подряд,
Старики бредут к заборам —
И глядят.

«Что случилось? Что такое?»
«Просто дети, как всегда…
Уж такие их года».
«Вот нашествие лихое!
Вот орда!»

Забежал в деревню волк,
На проказливых детишек,
Непослушных ребятишек,
Он зубами щелк да щелк.
Заглянул и к нам в ворота,
Вышла я к нему с прутом:
«Я сочту твои все зубы,
Я спущу с тебя три шубы.
Приласкаю так, что любо».
Я к нему. А он — бегом.

Нищий проходил вчера,
Спрашивал: а кто тут плачет?
Он таких в мешок упрячет,
Унесет их со двора.
Заглянул и к нам в ворота.
Говорю: «Зачем пришел?
Жаль тебя. Да ведь сама-то
Лишь сыночком я богата.
Птенчик — радость нашей хаты».
Нищий дальше и побрел.

Заявился к нам купец.
Дескать, покупать он будет
Тех, которых мать не любит;
Денег полный даст ларец.
Заглянул и к нам в ворота,
Я — браниться: «Ты зачем?
Королевскою казною
Заплати хотя бы втрое, —
Не продам дитя родное».
И ушел купец ни с чем.

Та песнь, что из-за Олт-реки
К нам парни занесли весной,
Полна была тоски.
Дочь тихо пела, как жестоко
Сгубил цветы палящий зной,
Как ветер клонит дуб густой,
И о любви… О грешной — той,
Пришедшей издалека.

Дочь шила, выйдя на порог.
Но мнилось ей — прохожих взгляд
И холоден и строг.
Ей светлый день казался длинным,
И дом, казалось, ей не рад:
Зашла туда — и вмиг назад…
Но нынче даже милый сад
Был грустным и пустынным.

В тени хотелось ей прилечь,
Но в дом вошла она опять
И затопила печь…
Отец вернулся с поля вскоре,
С базара возвратилась мать.
А дочь могла лишь зарыдать
Ребенку малому под стать —
Так сжало сердце горе.

«Ты что ж не ешь? Ты не больна?»
«Мне плохо… Плохо!» — И пошла
Вдруг из дому она,
Понурив голову уныло.
Что дочь отцу сказать могла?
Ворча, взял хлеб он со стола…
И только мать все поняла —
И вслед ей заспешила.

Затихли их шаги давно…
Остыла на столе еда…
Отец взглянул в окно,
Дал волю нараставшей злобе:
«Опять пропали… Так всегда!
Зачем ушли они? Куда?
Какая там еще беда?
Иль помешались обе?»

Он ждет, не по себе ему…
Ломоть швырнул — и вышел вон,
В густеющую тьму:
«Что надо ночью во дворе им?..»
Дом обходя со всех сторон,
Споткнулся о полено он
И вспыхнул, болью распален:
«Задам сейчас обеим!»

Но чуть лишь миновал забор —
Вся ярость отлетела прочь
И помутился взор:
Он увидал, ошеломленный,
Как обнимались мать и дочь,
Рыданья силясь превозмочь,—
И на душу, как лед, как ночь,
Лег плач их похоронный.

Что стоит жизнь? Она пуста,
Коль не сбывается мечта.
Родясь, спознались мы с бедой,
Теперь палач грозит лихой,
Нас ждет ярмо и свист кнута,
Иль мало нам беды одной?

Что мы? И отпрыски богов
Услышат смерти грозной зов.
Кто юношей, кто стариком —
Все, как один, мы в гроб сойдем.
Но выступать с осанкой львов
Не лучше ль, чем ползти ползком?

Нет, тот, кто ропщет, нам не друг,
Не надо нам его услуг.
Для нас он раб, он подлый трус,
Чью спину давит страха груз,
Рождает ропот лишь недуг,
И точит яд его укус.

Сумеет робкий промолчать,
У мертвых на устах печать.
Но мы, живые, любим смех,
Смеяться в смертный час не грех:
Наш смех в раю не даст скучать,
В аду он взбудоражит всех.

Смеешься — и твоя рука
Непобедима и дерзка.
Смеясь, ты вызов шлешь судьбе,
Ты богом кажешься себе.
Пусть ужас леденит врага —
Ты крепнешь и растешь в борьбе.

Что римляне? Они не в счет.
Пускай Замолксе сам придет,
И боги шествуют за ним —
Мы землю нашу не дадим.
Мы скажем: «Здесь наш пролит пот.
Идите к небесам своим!»

Кого пугает жаркий бой,
Пусть возвращается домой:
Нам хватит от судьбы обид.
Берите меч, берите щит,
Пусть жалкий трус покинет строй
И скрыться с наших глаз спешит!

Довольно! Сила не в словах,
Вы дали клятву на щитах.
Исход зависит от бойцов:
Не полагайтесь на богов;
Они далеко, в небесах,
А на земле не счесть врагов!

Что сделала я, мама,
В чем ты винишь меня?
Однажды на закате
С ним повстречалась я.
Он в шутку сжал мне руку —
А почему б не сжать?
Ведь я же не ребенок,
Чтоб шутки не понять!
Что было делать, мама,
Кричать ему: «Уйди», —
Иль разреветься просто?
Сама ты посуди!

Так почему же, мама,
Меня во всем винят?
Купила ли на праздник
Ты новый мне наряд?
А если он на праздник
Мне пояс подарил —
Так я же не просила,
Он сам его купил.
Зато не замарашкой
Я в этот день была.
Так посуди же, мама, —
Что сделать я могла?