Юрий Кузнецов - Стихотворения и поэмы

Это стихотворение было написано еще в 1971 году, но его «мягкий» элегизм не стал характерной чертой кузнецовских стихотворений о любви. Любовная лирика поэта вошла в единый, цельный ряд его трагической по сути поэзии. Ведь борьба между «свободной волей человека и первородно-личною виной» происходит и в любви. В качестве доказательства поэт приводит строки Ф.И. Тютчева:

В страстной, глубоко интимной лирике Ю. Кузнецова виден, прежде всего, роковой во времени поединок. Эту боль лирического героя и посчитали «неоправданно жестокой» (клише сработало и здесь!) критики поэта. И. Федоров, например, возмущенно цитировал:

Но, во-первых, критик опустил первую строфу этого небольшого стихотворения, а оно начинается так: «Ты чужие слова повторяла...» (73 г.) ; во-вторых, он не понял его смысла: лирический герой не ждет пощады от жизни ни для любимой, ни для себя; со-единение душ, общая их судьба - таково содержание этой миниатюры.

Не жестокость, а сострадание и милосердие по отношению к леди Макбет (в одноименном стихотворении 1971 года) стала предметом новых обвинений поэта уже в «безнравственности». Да, леди Макбет - убийца, и Кузнецов знает, что ей «гореть в огне На том и этом свете...», но скажите, кто и когда запретил оплакивать погибшую душу?..

«Не знаю в поэзии моего поколения, - сказала Лариса Васильева, - стихов о любви более полнокровных, более дерзких и точных по чувству, чем кузнецовские... Кузнецов говорит с женщиной на равных...».

IO. Кузнецов, действительно, относится к «слабому полу», как к равному и равноправному, но этот справедливый подход почему-то воспринимается как оскорбление, когда речь идет о женских способностях... «Женский талант, - заявил поэт, - наиболее полно выразился в пении, хореографии и лицедействе... В остальных искусствах их талант невелик. Они исполнители, а не творцы. Женщины не создали ни одного великого произведения». Ю. Кузнецов смотрит «правде в глаза», а правда не оскорбляет:

«К сожалению или к счастью, но это так и дано изначально, и что бы мы ни говорили о прекрасном поле, в поэзии для него существует только три пути: рукоделие (путь Ахматовой), истерия (тип Цветаевой) и подражание (общий безликий тип). Кто думает иначе, тот не понимает природы творчества».

Еще раз послушаем Ларису Васильеву: «Не могу на это обижаться: он по-своему прав, расставил нас довольно точно - он ведь тоже хороший рукодельник».

Вообще Кузнецов смело, хотя и рискованно отзывается о любых поэтических авторитетах, и критики неистовствуют: «Когда я усмотрел в моем любимом Блоке провалы духа, условный декор и духовную инородность и отметил это в поэме «Золотая гора», то вызвал волну лицемерного возмущения: как-де посмел! И стали открывать такое: я не согласен с Пушкиным! Я жесток к женщине! У меня не коллективный разум!! И вообще мои стихи вызывают недоумение! Первое, относительно Пушкина, чересчур, но лестно; второе и третье я отвергаю как недомыслие, а насчет недоумения могу только сожалеть...».

Что касается Пушкина, то Кузнецову припомнили в свое время и строчки из поэмы «Золотая гора», на которой «Пушкин отхлебнул глоток, Но больше расплескал.» («То есть одарил»,- парировал Г. Муриков), и статью «О воле к Пушкину». С некоторыми оценками пушкинского творчества в ней, действительно, нельзя согласиться. Однако основной пафос статьи (и этого критики не заметили напрочь) направлен не против великого поэта, а против замшелости, против стереотипов в восприятии гениальной поэзии, крепко в нас засевших и мешающих проявить свою «волю к Пушкину». Юрий Кузнецов ругает не Пушкина, а ту часть русской лирики после Пушкина, которая однобоко восприняла и исказила его некоторые традиции. Так что идеалы Кузнецов никак не «задевает», а просто «смотрит на них глубже, чем принято смотреть.». Между прочим, в кузнецовском стихотворении «Голос» слышна перекличка со знаменитым «Пророком»: тот же «Божий глас», то же проникновенное восприятие Воли как светлой Истины: «Светло в моем сердце...», только Кузнецов более категоричен, когда говорит о Божьей Воле как первоисточнике творческого духа:

- Сияй в человечестве! или молчи.

В цикле стихотворений, посвященных традиционной теме «поэт и поэзия»: «Поэт» (69 г.), «Учитель схоронил ученика...», «Орлиное перо, упавшее с небес...» (74 г.), «Стихия», «Детское признание» (74 г.) и других - «Голос» занимает важнейшее место, являясь программным для Ю. Кузнецова. «Для поэта, - пишет лирик, - как и для каждого честного человека, главное - совесть, высший нравственный закон (выражение Канта), который должен быть незыблем. Именно его пытаются расшатать средства массовой информации. Это всем видно. На зрителей и читателей постоянно обрушивается наглая ложь и полуправда.

Это всё приводит человека в ужас. Но если его совесть спокойна, можно устоять. Убежден - сегодня опора не на красоту, а на совесть. Сам-то я давно вышел из-под влияния заданного как аксиома выражения - «красота спасет мир» - гипнотическая, пассивная и отвлеченная фраза.».

В связи с этим вспоминаются не так давно написанные строки Владимира Соколова:

Ю. Кузнецов, как и В. Соколов, не зачеркивает мысль своего любимого Федора Достоевского - его возмущает неправильное ее толкование. Поэт выступает против понимания красоты как прелести, а не как красоты души, которая, как известно, «по природе своей христианка». Борьба против зла в любой его форме - вот духовная и одновременно гражданская позиция Юрия Кузнецова: «Поэт и гражданин - для меня эти понятия неразделимы.».