Юрий Кузнецов - Стихотворения и поэмы

Есть немота, по ней легко узнать
В любой толпе иного человека:
Он хочет что-то важное сказать,
Его душа немотствует от века…

Река времён всё помнит и шумит,
Безмолвствует и спит река забвенья,
Одна река мерцает и дрожит,
Другая — тень застывшего мгновенья.

Какие прошумели племена
На берегу печали и раздора!
Какие пролетели времена
Над златобедрым прахом Пифагора!

Великая любовь не говорит,
А малая хохочет и болтает.
Великая печаль не голосит,
А малая и ропщет и рыдает.

Любовь слила два сердца — взор во взор,
Они молчат на берегу пустынном.
Ни слова, о, ни слова, Пифагор,
О красоте, чья двойственность в едином!

У вечного покоя не шумят,
А для других стоят в молчанье строгом.
Не просто так покойники молчат,
А чтоб душа заговорила с Богом.

Затишье перед битвой чутко спит,
Безмолвье после битвы спит глубоко.
Душа живая около молчит,
А души мёртвых… те молчат далёко.

Бывало, в бой стеной молчанья шли:
Ни голоса, ни выстрела, ни звяка.
Психической атаку нарекли.
Психея, ты молчишь? Твоя атака!

Ты помнишь зал? Беспечный бал гремел.
Но ты вошла — и все как онемели.
И кто-то молвил: «Ангел пролетел!»
Не только ангел. Годы пролетели!..

Молчанье — злато, слово — серебро,
А жизнь — копейка с мелким разговором.
Silentium! Вытряхивай добро,
Сдавай бутылки вместе с Пифагором!

Когда молчать преступно, то умри,
Не покупай народного вниманья!
В речах вождей блистает изнутри
Дешевая фигура умолчанья.

Что шепчет демон, ухо щекоча?
Откуда в слабой женщине болтливость?
Где кротость духа? Где его свеча?
Шумит свобода. Где её стыдливость?..

Вперёд, вперёд! Веди, угрюмый стих!
Веди меня по всем камням-дорогам
К безмолвью просветлённых и святых,
Обет молчанья давших перед Богом.

Веди в подвалы вздыбленных держав,
Где жертвы зла под пытками молчали;
Ни истины, ни правды не предав,
Они самозабвенно умирали.

Замри, мой стих!.. Безмолвствует народ
В глухой долине смуты и страданья.
И где-то там, из мировых пустот,
Очами духа светит щит молчанья.

С любовью к Октябрю Россия увядает,
Она жива сегодня, завтра нет.
Зажги свечу и плачь!.. Уж роща отряхает
Кровавые листы — их так любил поэт.
Народная слеза в осадок выпадает,
Народная тропа уходит на тот свет.

Я погиб, хотя ещё не умер,
Мне приснились сны моих врагов.
Я увидел их и обезумел
В ночь перед скончанием веков.

Верно, мне позволил Бог увидеть,
Как умеют предавать свои,
Как чужие могут ненавидеть
В ночь перед сожжением любви.

Жизнь прошла, но я ещё не умер.
Слава — дым иль мара на пути.
Я увидел дым и обезумел:
Мне его не удержать в горсти!

Я увидел сны врагов природы,
А не только сны моих врагов.
Мне приснилась ненависть свободы
В ночь перед скончанием веков.

Я услышал, как шумят чужие,
А не только говорят свои.
Я услышал, как молчит Россия
В ночь перед сожжением любви.

Вон уже пылает хата с краю,
Вон бегут все крысы бытия!
Я погиб, хотя за край хватаю:
— Господи! А Родина моя?!

Ходило солнце высоко,
Всё отражалось в нём.
Мне было тяжко и легко
Светить его огнём…

Вещало сердце: мне дано
Идти во глубь глубин,
Где было знание одно
И был язык один.

Но потемнела жизнь моя,
Душа и плоть моя!
Темнее только мать-земля,
Сырая мать-земля.

Ещё как будто не зарыт
Лежу во тьме степей.
Далёкий колокол звонит
Из-под моих ногтей.

Натянут креп ночного дня,
Так пусто и мертво.
Пришли народы на меня,
Не видя ничего.

В гробу откроются глаза,
Блестя в последний раз.
Моя тяжёлая слеза
Покатится из глаз.

И встанет Солнце высоко
У гроба моего.
И спросит тихо и легко:
— Ты плачешь… Отчего?

— О Солнце Родины моей,
Я плачу оттого,
Что изо всех твоих лучей
Не стало одного.

Смотрел загадочно Барух,
Шлифуя линзы быта,
Как пауки ловили мух
В углах звезды Давида.

Из всех её шести углов,
Из тупиков унылых
Собрал философ пауков
И в банку поместил их.

Друг друга жрали пауки.
Задумался философ.
Но были мысли далеки
От мировых вопросов.

Нюх щекотал кровавый дым -
Паучий бой кончался.
В нечистой склянке перед ним
Один паук остался.

Была разгадка так близка.
Философ не сдержался
И превратился в паука,
И в банке оказался.

Остался жив один из двух,
Один пожрал другого.
Но знать, кто был из них Барух,
Нет смысла никакого.

Когда до Бога не дойдёт мой голос
И рухнет вниз с уступа на уступ,
Тогда пускай в зерно вернётся колос
И в жёлудь снова превратится дуб.

Иному человечеству приснится,
Как вдаль бредёт мой распростёртый труп —
А на одной руке растёт пшеница,
А на другой — шумит могучий дуб.

Горит свеча в созвездье Водолея.
А на земле идут мои века,
Напоминая, что душа Кощея
От самого Кощея далека.

Я одинок, я жду освобожденья,
Как хвост кометы, жизнь свою влача.
Мне всё темней в день моего рожденья,
Всё громче Богу молится свеча.

Как случилось, как же так случилось?!
Наше солнце в море завалилось.
Вспомню поле Косово и плачу,
Перед Богом слёз своих не прячу.
Кто-то предал, ад и пламень лютый!
В спину солнца нож вонзил погнутый.
Кто нас предал, жги его лют пламень!
Знает только Бог и Чёрный камень.
И наутро над былой державой
Вместо солнца нож взошёл кровавый.
Наше сердце на куски разбито,
Наше зренье стало триочито:
Туфлю Папы смотрит одним оком,
Магомета смотрит другим оком,
Третьим оком — Русию святую,
Что стоит от Бога одесную…
Бог высоко, Русия далёко,
Ноет рана старая жестоко.
В белом свете всё перевернулось,
Русия от Бога отвернулась.
В синем небе над родной державой
Вместо солнца всходит нож кровавый.
Я пойду взойду на Чёрну гору
И всё сердце выплачу простору.
Буду плакать и молиться долго,
Может, голос мой дойдёт до Бога.
Может, ангел плюнет в очи серба,
Его душу заберёт на небо.