Антология - Песни и романсы русских поэтов

За Могилою Рябою
  над рекою Прутовою
    было войско в страшном бою.
В день недельный ополудны
   стался нам час велми трудный,
    пришел турчин многолюдный.
Пошли навстречь козацки́е,
  пошли полки волоские,
    пошли загоны донские.
Легкий воин, делав много,
  да что был числа мало́го,
    не отнял места лихого.
Поял то был город близкий,
  врагом добрый, бо был низкий,
    дал бы на вас пострел резкий.
Пришли на Прут коломутный,
  тут же то был бой окрутный,
    тут же то был нам час смутный.
Стали рядом уступати,
  иншего места искати,
    а не всуе пропадати.
Скоро померк день неделный,
  ажно российские силы
    на отворот загремели.
Страшно гремят и облаки,
  да страшный там Марс жестокий
    гремел на весь пляц широкий.
Зоря с моря выходила,
  ажно поганская сила
    в тыль обозу зашумела.
Всю ночь стуки, всю ночь крики,
  всю ночь огонь превеликий:
    во всю нощь там Марс шел дикий.
А скоро ночь уступила,
  большая злость наступила,
    вся армата загремела.
Не малый час там стреляно,
  аж не скоро заказано,
    «На мир, на мир!» — закричано.
Не судил бог христианства
  освободить от поганства,
    еще не дал сбить поганства,
Магомете, Христов враже,
  да что далший час покаже,
    кто от чиих рук поляже.

Коли дождусь я весела ведра
    и дней красных,
Коли явится милость прещедра
    небес ясных?
Ни с каких сторон света не видно —
    всё ненастье.
Нет и надежды. О многобедно
    мое счастье!
Хотя ж малую явит отраду
    и поманит,
И будто нечто полготить стаду,
    да обманет.
Дрожу под дубом; а крайним гладом
    овцы тают
И уже весьма мокротным хладом
    исчезают.
Прошел день пятый, а вод дождевных
    нет отмены.
Нет же и конца воплей плачевных
    и кручины.
Потщися, боже, нас свободити
    от печали,
Наши нас деды к тебе вопити
    научали.

Кто крепок, на бога уповая,
  той недвижим смотрит на вся злая;
Ему ни в народе мятеж бедный,
  ни страшен мучитель зверовидный,
Не страшен из облак гром парящий,
  ниже́ ветр, от южных стран шумящий,
Когда он, смертного страха полный,
  финобалтицкие движет волны.
Аще мир сокрушен распадется,
  сей муж ниже́ тогда содрогнется;
В прах тело разбиет падеж лютый,
  а духа не может и двигнути.
О боже, крепкая наша сило,
  твое единого сие дело,
Без тебе и туне мы ужасны,
  при тебе и самый страх нестрашный.

Начну на флейте стихи печальны,
Зря на Россию чрез страны дальны:
Ибо все днесь мне ее добро́ты
Мыслить умом есть много охоты.

Россия мати! свет мой безмерный!
Позволь то, чадо прошу твой верный,
Ах, как сидишь ты на троне красно!
Небо российску ты солнце ясно!

Красят иных всех златые скиптры
И драгоценна порфира, митры;
Ты собой скипетр твой украсила
И лицем светлым венец почтила.

О благородстве твоем высоком
Кто бы не ведал в свете широком?
Прямое сама вся благородство:
Божие ты, ей! светло изводство.

В тебе вся вера благочестивым,
В тебе примесу нет нечестивым;
В тебе не будет веры двойныя,
К тебе не смеют приступить злые.

Твои все люди суть православны
И храбростию повсюду славны:
Чада достойны таковыя мати,
Везде готовы за тебя стати.

Чем ты, Россия, не изобильна?
Где ты, Россия, не была сильна?
Сокровище всех добр ты едина,
Всегда богата, славе причина.

Коль в тебе звезды все здравьем блещут!
И россияне коль громко плещут:
Виват Россия! виват драгая!
Виват надежда! виват благая!

Скончу па флейте стихи печальны,
Зря на Россию чрез страны дальны:
Сто мне язы́ков надобно б было
Прославить всё то, что в тебе мило!

Красот умильна!
  Паче всех сильна!
Уже склонивши,
  Уж победивши,
Изволь сотворить
Милость, мя любить:
    Люблю, драгая,
    Тя, сам весь тая.

Ну ж умилися,
  Сердцем склонися;
Не будь жестока
  Мне паче рока:
Сличью обидно
То твому стыдно.
    Люблю, драгая,
    Тя, сам весь тая.

Так в очах ясных!
  Так в словах красных!
В устах сахарных,
  Так в краснозарных!
Милости нету,
Ниже привету?
    Люблю, драгая,
    Тя, сам весь тая.

Ах! я не знаю,
  Так умираю,
Что за причина
  Тебе едина
Любовь уносит?
А сердце просит:
    Люби, драгая,
    Мя поминая.

Ах! невозможно сердцу пробыть без печали,
Хоть уж и глаза мои плакать перестали:
Ибо сердечна друга не могу забыти,
Без которого всегда принужден я быти.

Но, принужден судьбою или непременной,
И от всея вечности тако положенной,
Или насильно волей во всем нерассудной,
И в порыве склониться на иное трудной.