Наум Коржавин - На скосе века

К себе, к себе — каким я был и стал.
К себе — пускай поблёк я, пусть устал.
Сквозь вызванную болью злость к толпе,
Сквозь даже представленье о себе.

К себе, к себе — чтоб знать, чего хочу.
С чего молчу и отчего кричу.
Чтоб с правдой слиться смысла своего.
Чтоб устыдиться — если есть чего.

К себе, к себе, чтоб слушать шум листвы.
К себе — чтоб вновь в душе воскресли вы:
Всё — тот, кто свят, и чья судьба — грешить.
К себе — чтоб знать, как всем непросто жить.

К себе, к себе — чтоб к вам живым прийти,
Чтоб никого потом не подвести.
Чтоб где-то на изломе бытия
Не оказалось вдруг, что я — не я.

Люди могут дышать
Даже в рабстве… Что злиться?
Я хочу не мешать —
Не могу примириться.

Их покорство — гнетёт.
Задыхаюсь порою.
Но другой пусть зовёт
Их к подъёму и к бою.

Мне в провалах судьбы
Одинаково жутко
От покорства толпы
И гордыни рассудка.

Ах, рассудок!.. Напасть!
В нём — при точном расчёте —
Есть капризная власть
Возгордившейся плоти, —

Той, что, спятив от прав,
В эти мутные годы,
Цепи Духа поправ,
Прорвалась на свободу,

Ничего не любя,
Вдохновенна до дрожи,
Что там Дух! — И себя
Растоптать она может.

И ничем не сыта,
Одурев от похабства,
Как вакханка кнута,
Жаждет власти иль рабства.

Вразуми нас, Господь!
Мы — в ловушке природы.
Не стеснить эту плоть,
Не стесняя свободы.

А свобода — одна.
И не делится вроде.
А свобода — нужна! —
Чтобы Дух был свободен.

Без него ж — ничего
Не достичь… В каждом гнёте
Тех же сил торжество,
Власть взбесившейся плоти.

Выбор — веку под стать.
Никуда тут не скрыться:
Драться — зло насаждать.
Сдаться — в зле раствориться.

Просто выбора нет.
Словно жаждешь в пустыне.
Словно Дух — это бред
Воспалённой гордыни.

Лучше просто дышать,
Понимать и не злиться.
Я хочу — не мешать.
Я — не в силах мириться.

Нам выпал трудный век —
            ни складу в нём, ни ладу.
Его огни слепят —
         не видно ничего.
Мы ненавидим тех,
          кого жалеть бы надо,
Но кто вовек жалеть
          не стал бы никого.
И всё-таки как знать —
            наш суд не слишком скор ли?
Мы злы, а так легко
         от злости согрешить.
Мы ненавидим тех,
          чьи пальцы жмут нам горло,
Хоть знаем: им теперь
           иначе не прожить.
Да, их унять — нельзя,
           их убеждать — напрасно.
Но в нашу правду стыд
           незнамо как проник.
Мы ненавидим тех,
          кто стал рабом соблазна,
Забыв, что тот соблазн
            пришёл не через них.
Он через нас пришёл,
          наш дух в силки попался.
Такая в сердце сушь,
          что как нам жить сейчас?
Мы ненавидим тех,
          чьи жмут нам горло пальцы…
А ненависть в ответ
         без пальцев душит нас.

Когда запрягут в колесницу
Тебя, как скота и раба,
И в свисте кнута растворится
Не райская с детства судьба,

И всё, что терзало, тревожа,
Исчезнет, а как — не понять,
И голову ты и не сможешь
И вряд ли захочешь поднять,

Когда все мечты и загадки,
Порывы к себе и к звезде
Вдруг станут ничем — перед сладкой
Надеждой: поспать в борозде,

Когда твой погонщик, пугаясь,
Что к сроку не кончит урок,
Пинать тебя станет ногами
За то, что ты валишься с ног, —

Тогда — перед тем как пристрелят
Тебя, — мол, своё отходил! —
Ты вспомни, какие ты трели
На воле, резвясь, выводил.

Как следуя голосу моды,
Ты был вдохновенье само —
Скучал как дурак от свободы
И рвался — сквозь пули — в ярмо.

Бунт скуки! Весёлые ночи!
Где знать вам, что, в трубы трубя,
Не Дух это мечется — хочет
Бездушье уйти от себя,

Ища не любви, так заботы,
Занятья — страстей не тая…
А Духу хватило б работы
На топких путях бытия.

С движеньем веков не поспоришь,
И всё ж — сквозь асфальт, сквозь века
Всё время он чувствует, сторож,
Как топь глубока и близка.

Как ею сближаются дали,
Как — пусть хоть вокруг благодать, —
Но люди когда-то пахали
На людях — и могут опять.

И нас от сдирания шкуры
На бойне — хранят, отделив,
Лишь хрупкие стенки культуры,
Приевшейся песни мотив.

…И вот, когда смыслу переча,
Встаёт своеволья волна,
И слышатся дерзкие речи
О том, что свобода тесна,

Что слишком нам равенство тяжко,
Что Дух в мельтешенье зачах…
Тоска о заветной упряжке
Мне слышится в этих речах.

И снова всплывает, как воля,
Мир прочный, где всё — навсегда:
Вес плуга… Спокойствие поля…
Эпический посвист кнута.

Осенним днём лежим под солнцем летним.
Но всё вокруг твердит: «Терять учись!»
Мы окунёмся в море — и уедем.
Не так же ль окунулись мы и в жизнь?
В любовь, тоску, в мечты, в переживанья,
В простую веру, что земля — твоя…
Хоть полный срок земного пребыванья
Нам краткий отпуск из небытия.
Как будто нам тут сил набраться нужно
И надышаться воздухом Земли, —
Чтоб с тем вернуться к месту вечной службы,
В постылый мрак, откуда мы пришли.
И значит, всё, что любим, чем согреты,
Что нас терзало, смыслом озарив, —
Всё это вместе — только проблеск света,
Между двумя тоннелями разрыв.
И всё — как сон: надежда, вера, совесть,
Жар честолюбья, вдохновенность, цель…
…Идёт разрывом бесконечный поезд
И тащит нас и наш вагон в тоннель.
А из тоннеля сзади нам на смену
Ещё вагон ползёт — на ту же боль.
В наш тот же мир…
         Ах, пусть в нём всё мгновенно,
Но только с ним я был самим собой.

Всё — только с ним… И мы болтать не вправе,
Что это миг… Нет, век живёт душа!
Не с тем Господь нас в этот мир направил,
Чтоб мы прошли, ничем не дорожа.
И пусть тут грязь, пускай соблазна много,
Здесь и Любви бывает торжество.
И только здесь дано постичь нам Бога
И заслужить прощение Его.
Всё только здесь… А будет ли награда
За это всё когда-нибудь потом, —
Об этом даже думать нам не надо,
Не надо торговаться… Суть не в том.