Юрий Джанумов - Стихи

Сидеть в кафе и слушать под фокстрот
Беспечный вздор соседки благосклонной,
Следить за тем, как танец пары гнет,
Как вертит их вне смысла и закона.

Соломинкой, по капле, от тоски
Тянуть тягучее недоуменье
И ждать напрасно, чтоб твоей руки
Хоть чье-нибудь коснулось сожаленье.

И дальше слушать, как растет прибой
В душе от слов, от лиц, от звуков этих…
И вдруг понять, что для судьбы такой
Не стоило бродить в тысячелетьях.

Растерянно тогда исторгнуть: О!
И чувствуя, что больше нет уж мочи,
Забыв соседку, вежливость, пальто, —
Свой гнев повелевающий упрочить.

Вон выбежать — в ночной, пустынный двор,
Где вся тщета взглумилась этажами,
И жизнь свою — ничтожный этот вздор —
С ожесточеньем размозжить о камень.

Унылый ноябрьский ландшафт. Ничего
От чар сентября не осталось.
С дождями, стеклярусною бичевой,
Нисходит на землю усталость.

Усталость и старость… Состарился год,
Пройдя испытанье земное,
И вот он, изношенный, брошенный, ждет
Последнего сна и покоя.

Лысеют леса. Запустели поля.
Дороги изрыли морщины.
И дряблая, дряхлая дремлет земля
Под рыжей и рыхлой периной.

Ни птицы, ни зверя. Закрыт и забыт
Киоск возле мертвых купален.
И только рябина еще веселит
Седые, холодные дали.

Ты помнишь? Совсем ведь недавно — на днях —
Здесь май зеленел; золотился
Июль на душистых, пушистых полях;
Багрянцем сентябрь шелушился…

Ты помнишь? Совсем ведь недавно — вчера —
Насколько моложе мы были!
Ведь нас не страшил этот сумрак с утра.
Иль крест — на случайной могиле.

Праздник был. Фонарики пестрели
В глубине аллей, в беседках над водой.
Под веселый грохот карусели
На лебяжьих крыльях плыли мы с тобой.

С каждым кругом от земли все выше
Устремлялись мы, скользя в прохладный мрак.
Уменьшались, расплывались крыши
Балаганов, будок, головы зевак.

Фейерверк взвился, зеленою дугою
Озаряя нас и наших лебедей,
И казалось нам: все кончено с землею,
Мы уж никогда не возвратимся к ней.

Нам казалось: понята и нами
Радость птиц, начавших долгий перелет,
Что и мы найдем за облаками
Острова, где нас успокоенье ждет.

Забытье. Блаженная дремота.
Нет ни памяти, ни времени…
И вдруг — В недрах карусельного фокстрота
Прогремел скрежещущий железный звук.

Рядом дико грянул грохот трубный,
Чад земли коснулся белых, нежных крыл,
И палач с улыбкой дружелюбной
Подошел и лебедей остановил.

Поздно ночью направляются трамваи
Друг за другом в свой последний рейс.
Как светящиеся рыбы уплывая
По железному теченью рельс.

Покидают город и во мглу предместий
Входят стаей, жмутся все тесней;
Там, в прохладном парке, скученные вместе,
Цепенеют в бездыханном сне.

На стеклянном желтом диске циферблата
Ночь колдует, стрелками кружа.
Картами и пивом в будке полосатой
Коротают время сторожа.

И чудесное проходит мимо… С грустью
Замедляет шаг, минуя крайний дом,
И над пустошью безлюдных захолустий
Гневным разражается дождем.

Синий нос и губы до ушей —
Это тоже маска Мельпомены…
Позабудь на время о душе,
Кувыркаясь на песке арены.

Надо дать смеяться над собой
Тем, кто заплатил за это право.
Каламбур с пощечиной лихой
Создают хохочущую славу.

Скоморох, паяц, фигляр и шут —
Сколько прозвищ и какая участь:
Быть всегда посмешищем минут,
Смехом проданным давясь и мучась!

Но когда коснется ночь песка
И служители закроют входы,
К зеркалу бездомная тоска
Подведет нелепого урода.

Что ж смеяться? В ворохе афиш
Смята жизнь, забытая галеркой…
И хлопочет цирковая мышь
Над судьбою зачерствевшей корки.

Болезнь — привал. За долгий путь
Соблазн устать кому неведом?
Свалиться с ног, чтоб отдохнуть,
Зарывшись в жар, забывшись бредом.

Болезнь — привал. Дорога ждет,
А ты прилег в траве, под скатом.
Дорожный, грузный тюк забот
На время снят и брошен рядом.

И ты мечтаешь, глядя в синь,
Где облака как гроздь жемчужин;
В ленивом счастье ты один,
Тебе никто, никто не нужен.

Дорога ждет, но ты лежи
С блаженным ядом в жарком теле.
Под вечер рядом, в желтой ржи,
Сверчок вдруг зачинает трели.

Как хорошо! Певучий звон
Как дальний благовест — не звонче;
Все дальше, глуше, тише он
И вот — умолк. Твой отдых кончен.

Но иногда — поет сверчок,
А он все длится, лучший вечер!
Твой, ставший легким, узелок
Другой берет себе на плечи.

Тогда тебе не нужно слов
И даже радости — не нужно…
Перешагнув воздушный ров,
В тех облаках бредешь жемчужных.

Многоголосый, звонкий, синий
Весенний день… И в синеве —
Легки все встречи на помине,
Все лица кажутся новей.

Ах, хорошо бродить часами,
Пить сладкий воздух как вино,
Делиться счастьем с воробьями
И знать, что все кругом пьяно.

О, первый ветер с первой пылью,
О, грохот, пущенный волчком!
Шалеет сердце от обилья
Улыбок, взглядов и толчков.

Кому ж такое не знакомо,
Беда такая не стряслась, —
Когда вот в этот гул и гомон
Несутся чувства не спросясь?

И чья с бунтарскою оравой
Желаний справится душа?
О, в эти дни бесценно право
Любить, смеяться и дышать!

О, ветреница, милая шалунья,
Опять твой шлейф белеет по садам;
Опять как растревоженные улья
Гудят взволнованные города.

Угомонись, проказница, и — полно
Придумывать для бабушки-земли
То бирюзово-розовые полдни,
То вечера в сиреневой пыли.

Нет, не могу! Когда цветут черешни,
Когда листва так юно зелена, —
Мне хочется вот этим хмелем вешним
Напиться безрассудно допьяна.

Мне хочется тогда за счастье ваше,
За вас, еще невстреченную мной.
Прозрачный мир, как голубую чашу
Заздравно опрокинуть над собой.