Антонин Ладинский - Собрание стихотворений

Ладинский продолжал сотрудничать в изданиях просоветских или нейтральных («Русские новости», «Честный слон», «Новоселье»), принимал участие в послевоенных литературных сборниках и антологиях («Встреча», «Русский сборник», «Орион», «Эстафета»), выступал на вечерах Объединения русских писателей и поэтов, «Новоселья», «Эстафеты», устраивал собственные вечера (1 июня 1948 г., 1 июня 1949 г. [66] См.: Русские новости. 1949. 6 мая. ), был секретарем и переводчиком спецкора «Правды» Ю.А. Жукова.

В эмиграции к возвращенцам относились по-разному, но чаще всего без восторга, одних понимали и жалели, других обвиняли во всех смертных грехах, выискивая реальные или мнимые связи со спецслужбами, корыстный интерес или демонические наклонности. К Ладинскому подобных претензий обычно не предъявляли, хотя иногда и поминали в ряду других активных членов Союза советских патриотов.

К примеру, издание нью-йоркской группы партии эсеров, рассказывая об усилиях Союза советских патриотов «морально “ликвидировать эмиграцию”», писало о том, что «пропагандная работа ведется перешедшими на советскую службу эмигрантами: проф. Марков, бывший белый генерал А. Говоров, проф. Одинец, журналисты Ладинский, Михаил Струве, А. Руманов» [67] А.Б.В. Сеть НКВД во Франции // За свободу. 1947. Июль. № 18. С. 108. .

Сказать о каком-то корыстном интересе Ладинского не повернулся бы язык даже у его врагов, если таковые были, в его искренности никто не сомневался. Прямых обвинений в сотрудничестве с органами в адрес Ладинского консервативная эмигрантская печать не выдвигала (как это было, например, с Натальей Ильиной [68] См.: Крузенштерн-Петерец Ю. Открытое письмо Наталии Ильиной, автору романа «Возвращение». Журнал «Знамя», Москва // Русская мысль. 1957. 12 октября. № 1120. С. 3. ), но напутствовала его отъезд весьма недвусмысленно. Летом 1950 г. начались высылки совпатриотов из Франции, в «Русской мысли» появилась заметка: «Недавно из Франции выслана группа бывших эмигрантов, взявших советские паспорта в дни богомоловской “весны”. Им вменялась в вину активная деятельность, “подрывная”, в пользу “одной иностранной державы”. Имена этой группы в 18 человек мало известны широкой публике <���…> Как нам передают, за этой партией “возвращаемых по принадлежности” последует и очередная» [69] Высылка советских граждан // Там же. 1950. 5 июля. № 255. С. 6. .

Высылки и впрямь последовали, осенью дело дошло и до Ладинского, о чем не замедлили сообщить эмигрантские газеты: «По полученным нами сведениям, в числе советских граждан, высланных из Франции как “нежелательные иностранцы”, находится журналист А.П. Ладинский. Бывший сотрудник “Последних новостей”, поэт А.П. Ладинский, как известно, был ближайшим сотрудником редактировавшейся покойным Д.М. Одинцом газеты “Советский патриот”, а после ее закрытия перешел в другую советскую газету, редактируемую тов. Ступницким. Кроме того, Ладинский в последнее время состоял в должности личного секретаря пресловутого Жукова, “собственного корреспондента” московской “Правды”. Как известно нашим читателям, Жуков под покровом дипломатической неприкосновенности сделал своей специальностью клеветническое поношение Франции и французского правительства» [70] Ар. Против «пятых колонн»: К высылке советских агентов // Там же. 6 октября. № 282. С. 4. Позже немного измененный текст заметки появился и в нью-йоркской газете: Высылка А.П. Ладинского // Новое русское слово. 1950. 15 октября. № 14051. С. 3. . О методах журналистской работы Ю. Жукова «Русская мысль» действительно сообщала [71] См.: Париж в московском кривом зеркале // Русская мысль. 1950. 12 июля. № 257. С. 6. .

О дальнейшем известно из автобиографии Ладинского, в которой он написал, что 7 сентября 1950 г. «без объяснения причин (возможно, за работу у Жукова или за некоторые статьи <���…>) был выслан из Франции и доставлен в ГДР, где пять лет работал корректором в бюро переводов на заводе советского акционерного общества “Кабель”» [72] РГАЛИ. Ф. 2254. Оп. 1. Ед. хр. 150. Л. 5. .

В марте 1955 г. он вернулся в СССР и первое время жил в московской квартире младшего брата Бориса и его жены Тамары Артуровны. Здесь «в него без памяти влюбилась молодая жена его брата — полковника КГБ, в доме которого он остановился. Бросив семью, налаженный быт и достаток, она ушла к нищему седому поэту» [73] Голенищев-Кутузов И. «Я больше не в силах скрыться от страшного зова России…» // Российский литературоведческий журнал. 1994. № 4. С. 293. . Более подробно эта история изложена в воспоминаниях Бориса Грибанова [74] См.: Грибанов Б. И память-снег летит и пасть не может // Знамя. 2006. № 9. С. 68–69. .

В эмиграции продолжали интересоваться судьбой Ладинского и даже изредка публиковали доходившие за границу сведения: «Поэт Ант. Ладинский, живший в Москве, переехал в Клязьму, где он лечится и занимается переводами французских романов на русский язык» [75] Судьба возвращенцев // Новое русское слово. 1957. 2 августа. № 16106. С. 3. .

28 июня 1959 г. В.Ф. Марков писал Г.П. Струве: «В одном из советских книжных бюллетеней промелькнуло о выходе историч<���еского> романа А. Ладинского» [76] Hoover Institution Archives. Gleb Struve Papers. Box 106. Forder 1. . Это был переработанный вариант романа, публиковавшегося в эмиграции под названием «Голубь над Понтом». В СССР он получил название «Когда пал Херсонес» (М.: Советский писатель, 1959).

Некоторое время спустя после первого советского издания романа Ладинский стал членом Союза писателей. Уйдя от брата, жил в Голицыно, потом в Клязьме, в конце концов получил от Союза писателей однокомнатную квартиру рядом с гостиницей «Украина».

Эмигрантские стихи Ладинского в России изданы не были, новых он не писал. Зато большой популярностью пользовались его исторические романы. Разумеется, ни о жизни Иисуса, ни о язычестве и христианстве, ни, тем более, о параллелях с современностью речи уже не было. Однако романы проходили цензуру, принимались читателями и были вполне на уровне.

Историческая проза вообще вызывала меньше подозрений и легче печаталась в СССР, чем другие жанры, более сомнительные с точки зрения идеологии. Может быть, отчасти поэтому к историческим жанрам обращались бывшие эмигранты, не только Ладинский, но и, к примеру, вернувшийся из Китая и осевший в Хабаровске Всеволод Никанорович Иванов.

Позже Ладинский даже удостоился чести включения в литературную энциклопедию, что для эмигранта было отнюдь не характерно. Представлен он был почти исключительно как исторический романист, стихам в коротенькой заметке из 25 строк была уделена единственная фраза: «В 30-х гг. выпустил неск. сб-ков стихов, отличавшихся от произв. др. эмигрантских поэтов жизнеутверждающими мотивами» [77] Вайншенкер П.Л., Жегалов Н.Н. Ладинский // Краткая литературная энциклопедия. М.: Советская энциклопедия, 1966. Т. 3. Ст. 965. . В.Ф. Маркова позабавило умение подвести идеологию даже в одной строчке, о чем он не преминул поделиться с Г.П. Струве, приведя в письме от 1 июня 1966 г. краткий обзор характеристик из третьего тома энциклопедии: «С уважением о Ладинском, кот<���орый>, оказывается, отличался от остальных эмигрантов жизнерадостностью» [78] Hoover Institution Archives. Gleb Struve Papers. Box 106. Forder 2. .