Эдна Миллей - Стихотворения и сонеты

Was it for this I uttered prayers,
And sobbed and cursed and kicked the stairs,
That now, domestic as a plate,
I should retire at half-past eight?

Что ж, я любила в среду,
Но вот настал четверг.
В четверг тебя я не люблю,
Мил человек.

Не понимаю, ты о чем?
И злишься на кого?
Да, в среду был ты так любим, —
А мне-то что?

AND if I loved you Wednesday,
Well, what is that to you?
I do not love you Thursday —
So much is true.

And why you come complaining
Is more than I can see.
I loved you Wednesday, — yes-but what
Is that to me?

Благословенен уголок
Мой, украшенье мира.
Но я не видела еще
Китая и Каира.

Не упиваться мне цветком
Под самым моим носом,
Пока мне запах незнаком
Из Карфагена розы.

Ткань нежная любви моей
Не блекнет и не рвется,
Пока я здесь. Но если мне
Пуститься в путь придется!..

How shall I know, unless I go
To Cairo or Cathay,
Whether or not this blessed spot
Is blest in every way?

Now it may be, the flower for me
Is this beneath my nose;
How shall I tell, unless I smell
The Carthaginian rose?

The fabric of my faithful love
No power shall dim or ravel
Whilst I stay here, — but oh, my dear,
If I should ever travel!

Бродила вдоль стола,
Пила из рюмки каждой,
Но не нашла вина
Прекраснее, чем жажда.

Грызя земли плоды,
Пришла я к убежденью,
Что в мире нет еды
Вкуснее вожделенья.

Всю эту канитель
Я распродам отважно
И лягу на постель
Из голода и жажды.

I drank at every vine.
The last was like the first.
I came upon no wine
So wonderful as thirst.

I gnawed at every root.
I ate of every plant.
I came upon no fruit
So wonderful as want.

Feed the grape and bean
To the vintner and monger:
I will lie down lean
With my thirst and my hunger.

Тропинка мимо дома шла.
Была уж очень хороша! —
Но матушка меня предупредила:
«В конце тропинки, доченька,
Найдешь ты дом молочника»
(И с той поры я дальше не ходила).

THERE was a road ran past our house
Too lovely to explore.
I asked my mother once — she said
That if you followed where it led
It brought you to the milk-man's door.
(That's why I have not traveled more.)

Просил не открывать, но ты вошла;
Смотри же, из-за малости какой
Предательство… Не видно ни котла,
Ни дев, что расплатились головой

За жадность, наподобие твоей;
Магических кристаллов нету там,
Сокровищ, рук заломленных… Глазей:
Лишь паутина, затхлость, пустота

В той комнате. Но все ж она была
Мой только, сокровенный уголок.
Ты ж, осквернив меня, так пробралась
Бесцеремонно за ее порог,

Что лик твой мне не должно созерцать
И надо место новое искать.

This door you might not open, and you did;
So enter now, and see for what slight thing
You are betrayed… Here is no treasure hid,
No cauldron, no clear crystal mirroring
The sought-for truth, no heads of women slain
For greed like yours, no writhings of distress,
But only what you see… Look yet again —
An empty room, cobwebbed and comfortless.
Yet this alone out of my life I kept
Unto myself, lest any know me quite;
And you did so profane me when you crept
Unto the threshold of this room to-night
That I must never more behold your face.
This now is yours. I seek another place.

Чьи губы целовала, где, когда,
На чьей руке спала я до утра,
Зачем мне помнить, право? Если б не
Пошел сегодня дождь из их теней,

Я сердцу запретила бы щемить.
Пускай вздыхали б призраки в окне —
Их, незапомнившихся мальчиков, во сне
Меня зовущих, уж не оживить.

Так дерево средь зимней тишины
Не помнит пенья улетевших птиц.
Я не припомню ни имен, ни лиц.
Влюбленности детали не важны

Я только знаю: скоро год уже,
Как лето не звучит в моей душе.

What lips my lips have kissed, and where, and why,
I have forgotten, and what arms have lain
Under my head till morning; but the rain
Is full of ghosts tonight, that tap and sigh
Upon the glass and listen for reply,
And in my heart there stirs a quiet pain
For unremembered lads that not again
Will turn to me at midnight with a cry.
Thus in winter stands the lonely tree,
Nor knows what birds have vanished one by one,
Yet knows its boughs more silent than before:
I cannot say what loves have come and gone,
I only know that summer sang in me
A little while, that in me sings no more.

Не лечит время ничего, и лгут
Друзья мои, забвенье мне суля.
Хочу его под аккомпанемент дождя.
Bce жду его прибытья на углу.

Растают вековечные снега,
И листья прошлогодние сожгут,
Но прошлогодняя любовь моя
Еще со мной, еще горчит во рту.

Я избегаю из последних сил
Той сотни мест, где он со мною был,
Когда же набреду на уголок,
Где не сияло милое лицо,
Спешу сказать: «Здесь не было его!»,
Впустив невольно память на порог.

TIME does not bring relief; you all have lied
Who told me time would ease me of my pain!
I miss him in the weeping of the rain;
I want him at the shrinking of the tide;
The old snows melt from every mountain-side, 5
And last year's leaves are smoke in every lane;
But last year's bitter loving must remain
Heaped on my heart, and my old thoughts abide!

There are a hundred places where I fear
To go, — so with his memory they brim! 10
And entering with relief some quiet place
Where never fell his foot or shone his face
I say, «There is no memory of him here!»
And so stand stricken, so remembering him!

Любовь — не всё: не мясо, не питье,
Не топливо, не крыша от дождя,
Не мачта, чтоб цепляться за нее
Во время бури, вверх и вниз скользя.

Нет, не предложит воздуха глоток
Любовь, не исцелит от хромоты,
Но те, что прозябают без нее,
Со смертию становятся на «ты».

И, может статься, в самый трудный час
Я пожелаю стать совсем другой:
Когда нужда и боль настигнут нас
Любовь я обменяю на покой,

А память променяю на еду.
Все может быть… Нет, верно, не смогу.

Love is not all: it is not meat nor drink
Nor slumber nor a roof against the rain;
Nor yet a floating spar to men that sink
And rise and sink and rise and sink again;
Love can not fill the thickened lung with breath,
Nor clean the blood, nor set the fractured bone;
Yet many a man is making friends with death
Even as I speak, for lack of love alone.
It well may be that in a difficult hour,
Pinned down by pain and moaning for release,
Or nagged by want past resolution's power,
I might be driven to sell your love for peace,
Or trade the memory of this night for food.
It well may be. I do not think I would.

Что б ни произошло, я не умру.
Невзгоды делают меня сильней.
Они полезны мне, а посему
Ты чувственную бледность не жалей.

Чем сирых постной жалостью кормить,
Подай им понаваристей бульон
И в ясный день сентябрьский смотри,
Как на пригорке разгорелся клен,

Как облака друг друга перегнать
Пытаются… Чтоб снова сильной стать,
Других спасать, мне надо, стало быть,
Из чаши выплеснуть отчаянье и лень,
Смекалку, волю, смысл в меню включить
И в счастья хлеб вгрызаться каждый день.

Слушайте, дети,
Такие делишки:
Папа ваш умер.
Сошью вам пальтишки
Из старых пальто,
А из брюк — штанишки.
В карманах его
Мы, детишки, найдем
Ключи и монеты,
Покрытые табаком.
Дэну — монетки,
В копилку бросать,
Анне — ключи,
Чтобы ими бренчать.
Надо жить дальше,
Анна и Дэн.
Люди хорошие
Мрут каждый день.
Анна, ешь завтрак.
Дэн, микстуру допей.
Надо жить дальше,
Хоть все мы умрем.
Надо жить дальше,
Вот не помню, зачем.