Борис Корнилов - Стихотворения

Знакомые дни отцвели,
Опали в дыму под Варшавой,
И нынче твои костыли
Гремят по панели шершавой.

Но часто — неделю подряд,
Для памяти не старея,
С тобою, товарищ комбат,
По-дружески говорят
Угрюмые батареи.

Товарищ и сумрачный друг,
Пожалуй, ты мне не ровесник,
А ночь молодая вокруг
Поет задушевные песни.

Взошла высоко на карниз,
Издавна мила и знакома,
Опять завела, как горнист,
О первом приказе наркома.

И снова горячая дрожь,
Хоть пулей навеки испорчен,
Но ты портупею берешь
И Красного Знамени орден

И ночью готов на парад,
От радости плакать не смея.
Безногий товарищ комбат,
Почетный красноармеец,
Ты видишь:

Проходят войска
К размытым и черным окопам,
И пуля поет у виска
На Волге и под Перекопом.

Земляк и приятель погиб.
Ты видишь ночною порою
Худые его сапоги,
Штаны с незашитой дырою.

Но ты, уцелев, на парад
Готов, улыбаться не смея,
Безногий товарищ комбат,
Почетный красноармеец.

А ночь у окна напролет
Высокую ноту берет,
Трубит у заснувшего дома
Про восемнадцатый год,
О первом приказе наркома.

Скажи, умиляясь, про них,
Про ангелов маленьких, набожно,
Приди, старину сохранив,
Старушка седая, бабушка…
Мне тяжко…
Грохочет проспект,
Всю душу и думки все вымуча.
Приди и скажи нараспев
Про страшного Змея-Горыныча,
Фата и девический стыд,
И ночка, весенняя ночь моя…

Опять полонянка не спит,
Не девка, а ягода сочная.
Старинный у дедов закон, —
Какая от этого выгода?
Все девки растут под замком,
И нет им потайного выхода.
Эг-гей!
Да моя старина, —
Тяжелая участь подарена, —
Встают на Руси терема,
И топают кони татарина.

Мне душно,
Окно отвори,
Старушка родимая, бабушка,
Приди, шепелявь, говори,
Что ты по-бывалому набожна,
Что нынче и честь нипочем,
И вера упала, как яблоко.

Ты дочку английским ключом
Замкнула надежно и наглухо.
Упрямый у дедов закон, —
Какая от этого выгода?
Все девки растут под замком,
И нет им потайного выхода…

Но вот под хрипенье и дрожь
Твоя надвигается очередь.
Ты, бабушка, скоро умрешь,
Скорее, чем бойкие дочери.
И песня иначе горда,
И дни прогрохочут, не зная вас,
Полон,
Золотая Орда,
Былины про Ваську Буслаева.

Мы идем.
И рука в руке,
И шумит молодая смородина.
Мы на Керженце, на реке,
Где моя непонятная родина,
Где растут вековые леса,
Где гуляют и лось и лиса
И на каждой лесной версте,
У любого кержачьего скита
Русь, распятая на кресте,
На старинном,
На медном прибита.
Девки черные молятся здесь,
Старики умирают за делом
И не любят, что тракторы есть —
Жеребцы с металлическим телом.
Эта русская старина,
Вся замшённая, как стена,
Где водою сморена смородина,
Где реке незабвенность дана, —
Там корежит медведя она,
Желтобородая родина,
Там медведя корежит медведь.

Замолчи!
Нам про это не петь.

Моя девчонка верная,
Ты вновь невесела,
И вновь твоя губерния
В снега занесена.

Опять заплакало в трубе
И стонет у окна, —
Метель, метель идет к тебе,
А ночь — темным-темна.

В лесу часами этими
Неслышные шаги, —
С волчатами, с медведями
Играют лешаки,

Дерутся, бьют копытами,
Одежду положа,
И песнями забытыми
Всю волость полошат.

И ты заплачешь в три ручья,
Глаза свои слепя, —
Ведь ты совсем-совсем ничья,
И я забыл тебя.

Сижу на пятом этаже,
И всё мое добро —
Табак, коробочки ТЭЖЭ
И мягкое перо —

Перо в кавказском серебре.
И вечер за окном,
Кричит татарин на дворе:
— Шурум-бурум берем…

Я не продам перо, но вот
Спасение мое:
Он эти строки заберет,
Как всякое старье.

На санных путях,
овчинами хлопая,
Ударили заморозки.
Зима.
Вьюжит метель.
Тяжелые хлопья
Во первых строках моего письма.
А в нашей губернии лешие по лесу
Снова хохочут,
еле дыша,
И яблони светят,
И шелк по поясу,
И нет ничего хорошей камыша.
И снова девчонка
сварила варенье.
И плачет девчонка,
девчонка в бреду,
Опять перечитывая стихотворенье
О том, что я —
никогда не приду.
И старую с_о_сну скребут медвежата —
Мохнатые звери.
Мне душно сейчас,
Последняя песня тоскою зажата,
И высохло слово,
на свет просочась.
И нет у меня
никакого решенья.
Поют комсомолки на том берегу,
Где кабель
высокого напряженья
Тяжелой струей ударяет в реку.
Парнишка, наверное, этот,
глотая
Горячую копоть,
не сходит с ума,
Покуда вьюга
звенит золотая
Во первых строках моего письма.
Какую найду небывалую пользу,
Опять вспоминая,
еле дыша,
Что в нашей губернии
лешие по лесу
И нет ничего хорошей камыша?
И девушка,
что наварила варенья
В исключительно плодородном году,
Вздохнет от печального стихотворенья
И снова поверит, что я не приду.
И плачет, и плачет, платок вышивая,
Травинку спеша пережевывая…
И жизнь твоя — песенка неживая,
Темная,
камышовая.

Не стоит десятки годов спустя
Словами себя опоганить,
Что снова цыганки
Грегочут, свистят
И топают сапогами.

Поют и запляшут —
Гуляет нога,
Ломая зеленые стебли…
И я вспоминаю
Шатры
И луга,
Повозки цыганок и степи…

Держите меня…
Это всё не пустяк…
Держите…
Спросите —
куда я?

Но снова и гикают, и свистят,
И врут про меня, гадая…

Среди обыденных людских племен
В Самаре, в Москве, в Ярославле
Я буду богат, —
И я буду умен,
И буду навеки прославлен…
Прекрасная радость
И ласковый стыд, —
Как жить хорошо на свете!..
Гадалка, прости,
Мы не очень просты,
И мы не зеленые дети.
А наше житье —
Не обед, не кровать, —
К чему мне такие враки?
Я часто от голода околевать
Учился у нашей собаки.
Напрасно, цыганка, трясешь головой.
А завтра…
Айда спозаранок…
Я уйду с толпой цыганок
За кибиткой кочевой.

Погуляем мы на свете,
Молодая егоза,
Поглядим, как звезды светят
И восточные глаза.

Чтобы пели,
Чтобы пили, —
На поляне визг, —
Под гитару бы любили
На поляне вдрызг,