Уильям Блейк - Поэзия английского романтизма XIX века

Ужель я грезил? Или наяву… — Ср. финал «Оды соловью».

…увидел сквозь листву // Два существа прекрасных… — Китс описывает парковую скульптурную группу; изображение Амура и Психеи было в конце XVIII — начале XIX в. излюбленным украшением пейзажных парков Англии и других стран (в России — Павловск, Царское село). Чаще всего, однако, они изображались иначе, чем у Китса: Психея, подняв над головою светильник, вглядывается в спящего Амура.

И Веспер, червь любовный небосвода… — Веспер, так называемая вечерняя (она же утренняя) звезда, сравнивается со светляком; в английской поэзии распространен сюжет о черве или светляке, нежно лелеемом влюбленным в него цветком; кроме того, Веспер — это планета Венера, названная в честь богини любви, отсюда эпитет «любовный».

В лесу своей души. — Изображение души в виде широкого пространства (чаще всего сада или леса с постройками, фонтанами и олицетворениями страстей, подчас сражающихся друг с другом) характерно для романов средневековья, а также для аллегорических поэм XVI в., наподобие «Королевы фей» Спенсера; однако описание этого фантастического пространства у Китса пронизано чисто романтическим ощущением природы и напоминает все тот же «английский парк», беседки которого часто назывались «храмами Дружбы»; в последних строках образ беседки явно переплетается с очертаниями спальни («И яркий факел, и окно в ночи, раскрытое для мальчика-Амура»), Амур прилетал к Психее «в ночи» и в полной темноте, «факел» служит не только светильником, напоминая о снятии запрета видеть его, он являлся также одним из атрибутов бога любви (ср.: Шекспир. Сонет 156). Таким образом, предмет оды у Китса как бы раздваивается: Душа (Психея) живет в душе, как своего рода «душа души», если использовать выражение Державина. В этом и раскрывается идея стихотворения: Китс поэтизирует в образе Психеи не вообще духовный мир человека, но особую нежность, душевность этого мира.

Дриады — духи деревьев в греческой мифологии; представлялись в образе прекрасных девушек.

Ода праздности. — Опубликована в 1848 году. В одном из писем в марте 1819 года Китс писал: «В это утро у меня своего рода ленивое и крайне беззаботное настроение; я тоскую после одной-двух строф Томпсонова «За́мка праздности». Мои страсти спят из-за того, что я продремал примерно до 11-ти, и почувствовал сильную слабость, и был в трех шагах от обморока, — если бы у меня были зубы из жемчуга и дыхание лилейное, я назвал бы это истомой, но поскольку я — это только я, я должен назвать это ленью. […] Поэзия, Честолюбие, Любовь — лики их беспечальны; вот они проходили мимо меня: они скорее напоминают фигуры на греческой вазе — мужскую и две женские; не видимые никому, кроме меня. Это — единственное счастье, и это редкий пример превосходства всепобеждающего духа».

Порядок строф в издании 1848 года (посмертном) был следующим: строфа 111 помещена предпоследней, как пронумеровано в копии, использованной для издания, однако порядок самих строф там был таков: 1, 2, 5, 6. 4, 3. По-видимому, таков был первоначальный порядок… Нынешний — реконструкция текстологов. По всей вероятности, три появления трех фигур следует понимать следующим образом: «Утро» (строфа 1), «Зрелый час» (строфа 2), «Полдень» (строфа 3) — это разные возрасты, начиная с детства.

Ода соловью. — Опубликована впервые в «Анналах изящных искусств» в июле 1819 года. Если в других одах (в «Оде Меланхолии», в частности, Китс обращается к читателю (к некоему «ты»), говоря ему о меланхолии, то здесь он обращается к соловью, говоря «ты» — ему. Уже в самом слове «соловей» (nightigale) заключено слово «ночь» (night), поэтому английскому читателю в большей мере, чем русскому, ясно, что эта ода — ноктюрн. Для Китса характерен в этой оде своеобразный «подхват» слова из строфы в строфу.

О, если б кубок чистой Иппокрены… — Имеется в виду ключ на вершине горного хребта Геликон в Беотии, который, по преданию, появился от удара копыта Пегаса и обладал чудесным свойством вдохновлять поэтов. В данном случае «кубок Иппокрены» — кубок вина.

Не леопарды Вакховой квадриги … — То есть не на колеснице бога вина Вакха (в которую, по античной легенде, запрягаются леопарды) устремляюсь я к тебе, а на крыльях Поэзии.

В печальном сердце Руфи… — Руфь — героиня библейской Книги Руфь; богач Вооз увидел ее, когда она работала в поле, и взял ее в жены, ее потомком был царь Давид.

Подобно большинству лучших стихотворений Китса, к концу «Оды соловью» возрастает пластичность и рельефность изображения и все большую роль играет звукопись.

Ода греческой вазе. — Впервые опубликована в сборнике 1820 года. По всей вероятности, Китса вдохновила на написание этого едва ли не лучшего у него стихотворения античная мраморная ваза с барельефным изображением древней религиозной процессии, которая стоит в парке лондонского дворца Холланд-Хауз, принадлежащего роду баронов Холланд.

Ода Меланхолии. — Впервые опубликована в сборнике 1820 года.

Полный комментарий см. в Примечаниях (верстальщик).

Не выжимай из волчьих ягод яда. — В оригинале упомянут аконит, растение, сок которого служил составной частью многих колдовских снадобий. Ягоды тиса ядовиты, сделать из них четки — означает: непрерывно размышлять о смерти.

Ода к осени. — Ода впервые опубликована в сборнике 1820 года. В этом произведении Китс воскрешает традицию, восходящую еще ко временам Гесиода (см. поэму «Труды и дни») или Вергилия (см. «Георгики»): изображение человеческой жизни в тесной связи с сезонными изменениями плодоносящей природы. Он возвращается от романтически-созерцательного восприятия природы к деятельному. Сын конюха, не знавший древнегреческого языка и бывший не в ладах с латынью, стеснявшийся своей «необразованности» и по этой причине постоянно отвергавший дружбу получившего университетское образование Шелли, Китс обладал поразительной способностью интуитивного постижения культуры минувших веков.

«Ода к осени» — последняя из «великих од» Китса, завершающая знаменитый цикл из шести од 1819 года (при жизни было опубликовано только пять). Отдельные образы ее, возможно, навеяны строфами 30, 37 и 38 седьмой части седьмой книги поэмы Спенсера «Королева фей».

Помимо публикуемого в основном корпусе книги перевода Б. Л. Пастернака, существует известный перевод того же стихотворения, принадлежащий С. Я. Маршаку.