Иосиф Уткин - Стихотворения и поэмы

Кто навстречу: волк ли, камень?
Что косится, как дурной,
Половецкими белками
Чистокровный коренной?

Нет, не время нынче волку!
И, не тронув свежий наст,
Волк уходит втихомолку,
Русской песни сторонясь.

А она летит, лихая,
В белоснежные края,
Замирая, затихая,
Будто молодость моя…

За нами — гор безмолвных тыл,
Бездонно море и покато.
И парус вдалеке застыл,
Объятый пламенем заката.

Откуда он? К чему горит?
С чего потупился, краснея?
И любит, но не говорит!
Страдает и сказать не смеет!

Я на язык стараюсь свой
Перевести природы ярость —
Закат над южной синевой
И подожженный солнцем парус.

Затем, что я и сам горю,
И сам над бездною покатой
С девчонкой глупой говорю,
Объятый пафосом заката!

Ночь темна.
Крепки засовы.
Стережет тюрьму Чека.
Ходит песня часового
Мимо окон Колчака:

«Близко города Тамбова,
Недалёко от села,
Одного, потом другого
Мать братишек родила.

Вместе ели,
Вместе спали,
Вместе маяли беду!
Да… второго расстреляли
В девятнадцатом году.

Я сегодня вспомню, Вася,
Как ты пел
И умирал…

— С добрым утром…
Одевайся…
Собирайся, адмирал!»

Ночь темна.
Крепки засовы.
Стережет тюрьму Чека.
Ходит песня часового
Мимо окон Колчака.

У тюрьмы, за Ушаковкой,
Часовой стоит с винтовкой.

«Как тебе не стыдно, парень,
Партизана сторожить?
Что ты — шкура или барин,
На чужое ловкий жить?

Ты крестьянин,
Я крестьянин.
Вместе ляжем,
Вместе встанем.
Ты — косить,
И я — косить.
Ты не евши —
Я не сыт!

Одного с тобой мы кругу,
Заодно бы нам и жить.
Не пристало нам друг друга
Темной ночью сторожить…»

Часовой глядит печально,
Слезы льются по усам…
«Не могу… убьет начальник.
Служба, парень, знаешь сам»

— «Плюнь на службу, часовой!
Ты, я вижу, парень свой…

Нам рукой подать до дому:
У меня в лесу отряд…
Партизану молодому
Каждый кустик будет рад!»

…У тюрьмы, за Ушаковкой,
Часовой пропал с винтовкой!

А за городом Иркутском
Темный лес кричит совой…
Тихо по лесу крадутся
Арестант и часовой.

Над мелкой сутолокой улиц,
Стремительно, как мы с тобою,
Два истребителя столкнулись
В жестоком развороте боя.

Короток бой… И на мгновенье, —
Как мы с тобой, — теряя скорость,
Они слились в самозабвенье…
И падают на землю порознь.

…Смотрю и думаю: затем ли
Влекло их вдаль неудержимо,
Чтоб, в небе встретившись, на землю
Упасть, как мы с тобой, чужими…

Сквозь морозные ресницы
Утро смотрит на синицу.

На синицу, на березу,
Драгоценную с мороза.

На меня и на поселок
Лесорубов невеселых.

На поселок, где с рассвета
Ни души, должно быть, нету.

Наконец, глядит на гору
От меня верстах в пяти.

И на лыжню, по которой
Так вот молодо и скоро
Я б хотел всю жизнь идти!

Стой-постой, мечта-догадка!
С виду будто нерезва,
А невалко и нешатко
К месту счастья привезла.

Что за счастье, мол, такое?
Не узнал? Да вот оно:
Спит в снегу, глухим покоем
До бровей заметено.

И струится прямо в небо,
Как душа, прозрачный дым:
Не бывал?..И я, брат, не был,
Но мечтал я молодым…

Но увидеть я не чаял:
Дом в снегу, и на крыльце
Гостя милого встречают
Краской счастья на лице!

Говорю насмешливо и едко:
«Лучше уходите подобру.
Если вам так хочется, кокетка,
Лирики… извольте, я навру.

Мне, поэту, ничего не стоит.
Только попросите — накручу».
И представьте, с детской простотою
Попросила, говорит: «Хочу».

Стало мне и совестно и жутко,
До чего мы, значит, не нежны,
Если даже как плохая шутка
Наши ласки девушкам нужны!..

Да, океаном-нелюдимом
Был Ледовитый океан,
Где льдина стукалась о льдину,
Как о стакан стучит стакан.

Он всех, кто шел к нему на праздник,
Кто из стакана пригубил,—
В своих хоромах непролазных
Коварством Арктики губил.

Но долгу верные повсюду,
Мы чувства страха лишены.
Гремит ледовая посуда
В холодных залах тишины.

Сдается океан на милость,
Как деспот, потерявший власть;
И там, где злость его дымилась,
Там дружба наша обнялась!

…На днях в Кремле, столы содвинув,
Помянут пленный океан —
Стаканом стукнув о стакан
Как льдина стукает о льдину…

Если бы ты мне казалось сильной,
Я бы, вспомнив свой гражданский долг,
Написал письмо, послал с посыльным
И подался в пограничный полк.

Если бы ты мне казалась лживой
И писать не стоило б труда,
Я бы с лживой распростился живо,
И не уезжая никуда.

Но стоишь ты предо мной потупясь,
Ничего, как будто не тая,
И томит мою мужскую глупость
Кротость всемогущая твоя.

…Я молиться богу не умею,
А молюсь: да будут днесь сильны
Дщери Евы… днесь да поумнеют
Глупые адамовы сыны!

Радостный, больной и сонный
Узнаю твой голос сразу;
Говорят, я Эдисону
Этой радостью обязан.

Говорят, одна креолка
Из каких-то Южных Штатов
Неожиданно умолкла…
И понятно, вот тогда-то

Эдисон, больной и сонный,
Говорить заставил провод…

Я, признаться, Эдисону
Приписал любовный повод.

Ты прости мне эту шалость
И мое желанье,
чтобы
Всё великое свершалось
Для любви, а не для злобы…

Славлю смерть у сопки Заозерной!
Ну, а я? Неужто — не в бою?
И не в братскую сойду могилу,
а позорно
На отлете где-нибудь сгнию?