Ирина Ратушинская - Стихотворения. Книга стихов

Семидесятые — тоска!
Семидесятые — позора
Как наглотались!
И доска —
последняя —
Меня от сора
Не оградит
тех стыдных лет.
Они возьмут своё — без лишку!
Кому подсунут партбилет,
Кому — прописку и сберкнижку,
Кому — психушку,
а кому —
Любовь, рождённую в неволе.
Некормленый в твоём дому
Младенец, выброшенный в поле,
Утихнет к вечеру:
Ни плач,
Ни хрип...
Всё тихо. Это годы
Семидесятые — палач!
Семидесятые — погоды
Не ждущие: ни у морей
(К морям нельзя),
ни у ограды...
Пускай бы кончиться скорей
Годам, которые, как гады,
Как змии, мудры —
в каждый дом,
И между каждых двух — ненастьем!
Душа, рождённая рабом!
Младенец, вышиблен из яслей
За не-благонаме-ренность!
Бросай семидесятым — кость
От кости,
Оставляя плоть,
В восьмидесятые (Господь,
Храни!) —
почти что невесом —
Иди!
Уже не страшный сон:
Иди!
Как колется трава...
Иди!
Закопанного рва
Не зацепи босой ступнёй:
А ну как встанет?
Простынёй —
Накроет?
Что там — впереди?
Не спрашивай!
Живой — иди!

Оставь по эту сторону земли
Посмертный суд и приговор неправый.
Тебя стократ корнями оплели
Жестокой родины забывчивые травы.

Из той земли, которой больше нет,
Которая с одной собой боролась,
Из омута российских смут и бед —
Я различаю твой спокойный голос.

Мне время — полночь — чётко бьёт в висок.
Да, конквистадор! Да, упрямый зодчий!
В твоей России больше нету строк —
Но есть язык свинцовых многоточий.

Тебе ль не знать?
Так научи меня
В отчаяньи последней баррикады,
Когда уже хрипят:
— Огня, огня! —
Понять, простить — но не принять пощады!

И пусть обрядно кружится трава —
Она привыкла, ей труда немного.
Но, может, мне тогда придут слова,
С которыми я стану перед Богом.

Кого уж тут спасать проплаканным теплом,
Когда звезда — полынь,
Когда вода — стекло,
И час печали мой, исполненный очей, —
Уже со мной, в ногах, как пёс ничей, —
И пальцы в шерсть.
И я не прогоню.
Не доползти к издохшему огню!
Не воротить бегущие круги,
Не целовать пергаментной руки,
Которой небо свёрнуто в рулон,
Чтобы уже ни оком, ни крылом —
Ни-ни!
Но мы
Ещё, мой бедный пёс,
Всего один — последнейший — допрос
Продержимся!
Дыханье сбережём
И полыхнём последним мятежом —
Непредусмотренным!
За гранью топора!
Ну что ж.
Пошли, зверюга.
Нам пора.

И вот я лечу по ступеням
Почти кувырком, как во сне.
А день до безумья весенний,
И двор с простынями — весенний,
И сор под ногами — весенний!
И нет никакого спасенья
От буйного беса во мне.

О, как мне немедленно нужно
Туда, где всего голубей:
У крана расплёскивать лужи,
С карниза пугать голубей!

Как быстро меняются местом —
Шажок, перебежка, прыжок —
Холодная гулкость подъезда
И неба внезапный ожог!
И пахнет котами и хмелем
От сохнущих каменных плит.
А я задыхаюсь апрелем
И брату кричу: «Ты убит!»

Мы ёлку с тобой принесём — дикарёнка смешного,
И она от испуга замрёт у тебя на руках.
Как давно мне знаком
этот детский рождественский страх —
Застеклённый огонь, и с мороза не вымолвить слова!

Я на робкую лапку надену кольцо с янтарём,
Я витую цепочку повешу ей вместо игрушки,
А потом ты ладонь проведёшь по колючей макушке
И, учтиво склонившись, поздравишь её с январём.

— С январём, наш зелёный малыш.
Ничего, не гляди,
Что не постлана белая скатерть и стены чужие.
С январём, с январём! Это значит — декабрь позади,
Двадцать пятый мятеж позади, а мы всё-таки живы!

Не дрожи, дурачок, наш декабрь угоняет коней,
Не смотри — это просто от ветра колеблется штора...
Мы сейчас сочиним к нашей сказке
хороший конец —
И поверим в него на сегодня. А завтра не скоро.

Эх, раз, ещё раз —
Брось бумаги в унитаз!
Раз-два, раз-два —
Не качай свои права!
Раз-два-три —
Ни о чём не говори!
Раз-два-три-четыре —
Чтоб не взяли на квартире!
Раз-два-три-четыре-пять —
Дальше страшно продолжать...

Где вместо воздуха — автобусная брань,
Где храп барака вместо новоселья...
Ах, родина, зачем в такую рань,
Как сонного ребёнка из постели,
Ты подняла меня?
Татары ли насели?
Да нет — молчок!
Лишь тьма да таракань,
Да русский дух.
А гуси улетели.

На Батыевой горе —
Там стоял наш дом:
Как на чёрном серебре —
Белым серебром.

Три бетонные стены,
Полоса стекла...
Три недели тишины,
Света и тепла!

Было нечего терять,
Да ключи в горсти:
Наглотавшись января —
Дух перевести.

Наше доброе жильё,
Временный приют...
То вино, что не допьём —
Другие допьют!

Приручили все замки,
Хлеба принесли.
На столе черновики
Снегом наросли.

А прощаться подошло —
Горе не беда!
Нам уже не тяжело
Было — в никуда.

О, как мы умели любить: оживляли перстами!
О, как отрешённо мы плакать под утро могли!
Теперь-то мы всё понимаем,
но как мы устали.
О, как мы устали к полудню,
и ноги в пыли.
И были развилки —
Но надписи маревом стёрло,
И были печали —
Но мы продолжаем идти.
Пульсирует солнце,
и кровью пропахшее горло
Не может ни звука,
И дрожь размывает пути.
Но мы уже знаем, когда исполненье гаданья,
И что там за птицы
чернеют на дальних полях.
В четвёртом часу —
и не раньше! —
Второе дыханье.
И тёплая пыль, что под сорок,
Осядет на шлях.

Не берись совладать,
Если мальчик посмотрит мужчиной —
Засчитай, как потерю, примерная родина-мать!
Как ты быстро отвыкла крестить уходящего сына,
Как жестоко взамен научилась его проклинать!
Чем ты солишь свой хлеб —
Чтоб вовек не тянуло к чужому,
Как пускаешь по следу своих деловитых собак,
Про суму, про тюрьму,
Про кошмар сумасшедшего дома —
Не трудись повторять.
Мы навек заучили и так.
Кто был слишком крылат,
Кто с рождения был неугоден —
Не берись совладать, покупая, казня и грозя!
Нас уже не достать.
Мы уходим, уходим, уходим...
Говорят, будто выстрела в спину услышать нельзя.