Олег Малевич - Поэты пражского «Скита»

Но это ты можешь только сейчас,
Но это ты смеешь еще сегодня,
Но знай, что твой не минует час
И ты не уйдешь от гнева Господня.

Тоскуя, тоскуя безмерно и страшно скорбя,
Все выплакав слезы, и боле утрат не считая,
Душа моя, пленница, как ты уйдешь от себя
К тем синим волнам, где увидел Улисс Навзикаю?

Как древле, Господи, Тобой прощенный Ной
Увидел выси, всплывшие, как мели,
И первой ветви радостную зелень
Над укрощенных вод голубизной,

И нам увидеть дай прощенные поля
И грады, спящие во тьме ночной беспечно,
И все забыв, пусть вновь о мире вечном
Молиться смеет страдная земля.

Говорят, что я еще молода
И на девочку будто похожа…
Во время войны и голода
И я постарею тоже.

И будут белые пряди,
И будут морщины вдруг,
И некому будет гладить
Работой сведенных рук.

Накину на зябкие плечи,
Когда стемнеет, платок.
Но голос мой, голос певчий,
Ужели и ты умолк?

Мне Богом даровано с слова
Снимать молчанья печать…
За этот дар я готова,
Но впрямь ли, впрямь ли готова
Земные дары отдать?

Сколько вас, в наши страшные дни, Андромах безызвестных!
Брат убит, муж убит, сын убит…
А от дома, от белого дома в зеленом предместьи
Только груда разрозненных плит.

И уже не отчаянье, только тупая усталость;
И уже нету слез, только пара потухших очей;
И уже за плечами стоит одинокая старость,
Смена дней без улыбок и страшных бессонных ночей.

Сколько вас, белокурых и темных, веселых и нежных,
Матерей и любовниц, утративших царство цариц…
Андромаха, сестра моя бедная, ныне как прежде;
И никто не закроет залитых слезами страниц.

Был март. Ты, наверное, знаешь, читатель,
Что в марте впервые смеется весна,
Впервые нам кажется зимнее платье
Тяжелым, и хочется волосы снять.

Так в марте, стуча каблуком о ступени,
Бежала красавица, девушка лет
Пятнадцати; дождик, впервые весенний,
Веселыми каплями брызгал ей вслед.

Она хоронилась от капель и крапин,
Она на бегу подставляла ладони,
А он то затихнет, то снова, внезапен,
Тяжелую светлую каплю уронит.

Так, глядя в лицо ей, в то утро я вдруг ощутила,
Что это весна, что она уже тут,
Что дождь — жизненосен,
Что неба высоки стропила,
Что месяц — и бурно сирени кусты зацветут.

Есть мгновенья, тихие, как зори,
Как небес торжественная высь;
Мнится мне, что на суровом море
В это время бури улеглись,

Что никто не плачет и не ропщет,
Словно все исполнены мечты,
Что слетают звезды полунощи,
Словно пчелы в спящие цветы.

Опять весна воздушными перстами
Туманит даль и золотит мосты;
Опять омыла золотом кусты,
А землю — неисполненными снами.

Но в этот год по-новому приемлю
Волшебницу-весну, иной ей шлю привет:
Я обрела забытых детских лет
И легкий сон и ласковую землю.

Мой светел день, мне день иной не нужен:
Моя судьба, моя любовь со мной.
И солнце бескорыстное, и глубже
Над нами небо с новою весной.

Любовь моя, вся плоть моя — твоя,
Вся косная и скованная нежность…
Тысячелетьем сомкнутые вежды
И пробужденья трепетная явь.

Любовь моя, вся грусть моя — твоя,
Вся суть моя, движенье мысли каждой…
Вот встрепенулись воины на страже,
И вновь журчит фонтанная струя.

Розовеет заря, зеленеет плетень,
И весна распускает намокшие пряди.
Вот уже громыхало сквозь ливень весь день,
Вот уже повилика ползет по ограде.

Босоногое счастье мое у межи,
Босоногое счастье мое не согрето.
Босоножка-весна… Но она добежит
До горячего, горького, сонного лета.

И когда, в знойный полдень, кривая сосна
Благовонными каплями брызнет сквозь поры,
Ты внезапно поймешь: миновала весна,
И с горючею нежностью сердце повторит

Первых ливней разлив, зелень первой листвы,
Вдоль плетня повилики побеги крутые…
Беспричинные слезы и радость и ты,
Опаленное сердце любовью впервые.

Прекрасное слово — гордость!
Как горных раскатов звук,
Как стали каленой твердость,
Как смелых сплетенье рук.

Но гордость — только подножье
Иному слову, и несть
Надежней, светлей и тверже
Короткого слова — честь.

Я не могу писать стихов:
Душа угрюма.
Ни верить снам, ни слушать снов.
Ни верить думам.

И только луч, какой-то луч
Светло певучий
Пронзает груды черных туч
И ранит тучи.

И только волн глухой прибой,
Как в дней начале,
Идет одной сплошной волной
И бьет о скалы.

Я вижу сад, огромный сад,
Как песнь разлуки.
Из окон льются и летят
И плачут звуки.

Я вижу девочку на вид
(ведь слез так мало),
Что под Бетховена навзрыд
Всю ночь рыдала.

И юность бедную мою
По ризы краю,
В последний раз я узнаю
И забываю.

Еще мы вместе все, друзья, друзья,
Но мы уже разлучены судьбиной.
Не может быть, чтоб жребий сей нас минул.
Но да минует Страшный Судия!

Мы говорим забытые слова,
Забыв о дне неизреченных бедствий,
И садим сад, где прорастет трава,
И строим дом — чужих детей наследство.

А жизнь могла бы быть прекрасна так,
Когда пчела жужжит над сонной мятой:
Но все идут, ступая мерно в такт,
Тяжелой поступью послушные солдаты.

И гибнет все: посевы, города.
И люди гибнут, люди, люди!
Года текут, как мутная вода,
И трубный глас ночами сердце будит.

Но, как отцы, теряя все опять,
Мы заключим таинственное братство,
Чтоб телу было легче умирать,
Чтоб телу было легче расставаться.

Иногда, просыпаясь, забудешь совсем, что война;
Удивленные очи слепят еще сонные грезы…
Иногда, просыпаясь, вдруг кажется: эта страна
На иные суровые страны ни в чем не похожа.