Сергей Рафалович - Пленная Воля

Я видела отличной от других Себя…
Потом я видеть перестала.
Безбрежность мглы, как бездна без начала,
Объяла всех, и близких и чужих.

Забыла я отличье черт моих
И облик тех, чей внешний облик знала.
Но чем тела я больше забывала,
Тем явственней душа сменяла их.

И было все понятно и чудесно.
Душа с душою связана так тесно,
Как со стихом связуем рифмой стих.

Душа — одна; различен облик тела.
Ослепнув, я невидимо прозрела,
Прозрев, — в себе увидела других.

Не в подвижничестве строгом
Правды благостной зерно,
И я верю, что не Богом
Нам смиренье внушено.

Безрассудно отреченье,
Плоть Божественна, как дух,
Мысль тревожная — как зренье,
Вера тихая — как слух.

Нет в творении разлада,
Нет греховной красоты,
И во всем, что жизни радо,
Луч Божественной мечты;

И, быть может, Царь вселенной
Будет к тем неумолим,
Кто отверг душой смиренной
Жизнь, дарованную Им.

Ты просишь свободы, рабыня?
Ты шутишь, Лигея. Ты зла…
В стране, где безбрежна пустыня,
Ты прежде царицей была;

Казнила рабов малодушных,
В крови утоляя свой гнев;
Красавцев ласкала послушных,
Ласкала трепещущих дев;

Желанью не знала предела,
Ни прихоти дерзкой границ,
И все, на кого ты глядела,
Сраженные падали ниц

И ждали, покорные, ночи,
Склоняясь к открытым гробам…
Как солнце, слепила ты очи,
Но… очи слепила рабам.

Ты просишь свободы, Лигея?
Как будто свобода не там,
Где враг, о победе жалея,
К твоим преклонился стопам.

Где даже просить не дерзает
О том, что потребовать мог,
И только в пыли лобызает
— Не ноги, — следы твоих ног.

Ты можешь свободным ответом
Презреть иль принять его страсть.
Скажи: неужели не в этом
Свобода, и сила, и власть?

Смирися и гордо, и смело:
Лишь плотью владеют цари,
Ты — сердцем моим овладела:
Рабыня, приди и цари.

Ночь длинна — как длинен день.
Все, что жаждало, что было
Шумно-суетно, застыло
Непроглядное, как тень.

Мглу тревогой омрачая,
Мысль мерцает, трепеща;
Так горит, зарю встречая,
Непогасшая свеча.

В бездне сна — покой забвенья,
Отдых всем в оковах тьмы…
Для свободных нет тюрьмы,
Нет для них успокоенья.

В мыслях вечность, в мыслях — мы.
Цепи сна для всей природы…
Для свободы нет тюрьмы,
Духу рабства — нет свободы.

Прошлой ночью у реки,
Притаясь за ивой,
Там, где дремлют челноки
На волне игривой,

Я подслушал голосов
Шепот еле внятный,
Я запомнил нежных слов
Говор непонятный;

И весь мир кругом со мной
Затаив дыханье
Принимал в тиши ночной
Странное признанье…

Если хочешь, у реки,
Перед грустной ивой,
Там, где дремлют челноки
На волне игривой,

Повторю я пред тобой
Шепот речи нежной…
Будет мне внимать прибой
На траве прибрежной;

Будет мне весь мир внимать,
Будет сердце биться…
Поспешим… Давно уж мать
Ищет и бранится.

Что нас ждет, я знаю сам…
Грозно смотрят свечи…
Попадет, ужотка, нам
За чужие речи…

Верна царю обширность дальних стран,
Но за стеной дворца таится смута.
Тарквиний — горд… И гордый пал тиран…
Ликует Рим и славит доблесть Брута:

«Хвала, хвала! Он мудр и справедлив,
Насилья враг и царственных пристрастий».
И честный Брут, сынов своих казнив,
В струях свободы долил чашу власти…

И вновь, как встарь, свершенья судьбы ждут…
Восторг и гнев слилися в гимн нестройный;
И снова друг и враг тирана — Брут,
Не прежний Брут, но прежнего достойный.

Изгнанья нет. Есть смерть… Блеснул кинжал…
Что было раз, то снова совершится…
Тарквиний мертв… Великий Цезарь пал…
Ликует Рим… Но власти ждет убийца.

Ей верен был низверженный тиран,
За ней спешат защитники народа…
А там, где нет ни подвигов, ни ран,
Женой отверженной скрывается свобода.

Сегодня вечер тих и нежен,
В душе тревога улеглась;
И если мир, как дух, безбрежен,
То с ним теперь душа слилась.

Полна трепещущих созвучий,
Пространств не ведает она.
Ей внемлют с ласкою певучей
И даль, и высь, и тишина.

Исчезли видимые грани,
Светлеет чувств невидный путь…
Тебе на поле чуждой брани
Я ближе, чем когда-нибудь.

Судьбы таинственных свершений
Прозреть сознаньем не могу,
Но силой внутренних сближений
Тебя, быть может, берегу.

И не мечом в разгаре битвы
Тебя спасу, как мужа муж,
А чудом благостным молитвы
В слиянье двух созвучных душ.

Друзья! Оставим перепевы
Другими сложенных молитв;
Внимают нам иные девы,
Иной посев ждет новых жнитв.

Всю прелесть счастья и печали,
Всю негу страстную земли,
До нас воспели и объяли,
И к тайне новой подошли.

Но, прежней чуждая надежде,
Она не вдаль, а вглубь ушла;
И песня в праздничной одежде
Сойти к ней в бездну не могла.

Должна быть наша песнь иная:
Таинственна, как мрак и мгла,
Тиха, как тишина ночная,
Тревожна, смутна, тяжела.

Мы слов иные сочетанья,
Слова иные создадим;
И тайны новой очертанья
В прозренье чутком проследим.

Мы не чуждаться жизни будем,
Дверей ревниво не запрем,
Но то, что спит в душе, пробудим,
И с новым старое сольем.

Не от былого ждать ответа…
Но вот, по разным сторонам
Лучи тревожные рассвета
Сквозь мглу блеснут навстречу нам…

О чем мечтаешь ты, дитя?
В природе нет мечты напрасной,
И ложь, коль лжешь ты не шутя,
Бывает радостно прекрасной.

Мечта — венчанья светлый пир,
Союз желаний и усилий.
Мечтою Бога создан мир,
В мечте любовь мы сотворили.

Творит лишь тот, кто, мощный, лжет,
Познав, что воплощенья лживы.
Кто рабски правду стережет —
Скопец бессильный и злобивый.