Дмитрий Быков - Новые и новейшие письма счастья (сборник)

Войсковой атаман Центрального казачьего войска Валерий Налимов объявил о строительстве казачьей станицы на 30 000 семей в Ступинском районе Подмосковья. Казакам выделен участок в 118 гектаров.

Наша древняя столица не ударит ликом в грязь: наконец своя станица у столицы завелась. Подмосковные казаки – запорожским не чета: брюки, фраки цвета хаки – наша главная черта. Челки, усики и баки – украшенье наших морд. Мы – гламурные казаки, мы – казачества бомонд! Степь подходит прямо к Дону. Удалые казаки разгулялись не по Дону, а по берегу Оки. Бродишь этак с папироской, агрессивный, будто еж… Вместо Сечи Запорожской – Подмосковную даешь! Среднерусские туманы расступились, смущены. Мы – Рублевки атаманы, славной Жуковки сыны!

От кого пошли казаки? Вечно длится этот спор. Враки, версии и драки не стихают до сих пор. По науке объясняли, что когда-то в старину типа беглые крестьяне поселились на Дону. Разгулялись на просторе, как гласит народный стих, ибо рабство крепостное не устраивало их. Много всякого народа устремилось им вослед – на Дону-то ведь свобода! С Дону выдачи-то нет! Большинство, само собою, – я вам точно говорю, – отдавало дань разбою, но служило и царю. Все хотели, право слово, этой доблестной судьбы: быть опорою престола, но отнюдь не как рабы! Я уверен, что и ныне много доблестных мужчин – по причине ли гордыни, от других каких причин, – утомившись жить богато, бросив нажитый уют, убежали бы куда-то в край, откель не выдают. Скучно, скучно жить без риска! Закусите удила: наша Русь – авантюристка и всегда такой была. Все сбегут, кто нынче ярки (или правильно – ярки́?). Журналисты, олигархи подадутся в казаки… К нам отправятся, воспрянув, сразу сделавшись бодрей, Абрамович, и Касьянов, и Колесников Андрей, все кумиры миллионов, все, в ком виден Божий дар, – и Парфенов, и Лимонов, и Потанин, и Гайдар, все, кого теперь прижали (чисто русская судьба), кто готов служить державе, но не в качестве раба! Новодворская-казачка подковала мне коня; С. Доренко, крякнув смачно, чаркой потчует меня; не желая в мире подлом всех лизать и жить по лжи, «Огонек» в составе полном спит над пропастью во ржи… Этот образ жизни лаком! Этим миром я влеком! Я желаю быть каза́ком. Или надо – казако́м?

Будем плеткой-семихвосткой робким женам угрожать и риторикою жесткой Запад в ужасе держать. Напиваться будем грубо, распуская языки, и кричать все время: «Любо!» – али мы не казаки? Нашим громом и блистаньем будет Родина горда. Совершать набеги станем на другие города, нагонять на них испугу поведением своим… Тверь, Владимир и Калугу снова присоединим… Все, в ком жив покуда вольный, непокорный русский дух, – будем жить в станице стольной, драться, спать и пить за двух, будем, глотки водкой вымыв, петь о гордом меньшинстве, – а врунов и подхалимов всех оставим на Москве. Уважать друг друга будем – хучь ты русский, хучь ты жид…

Духовность набирает силу, являя рост во всей красе. Великий пост идет в Россию, Великий пост! Постятся все! Стократ суровей мясопуста, он вывел роскошь на корню. В Кремле – картошка и капуста, в Госдуме – постное меню; в программе «Время», столь похожей на выпуск дряхлых новостей, сановный диктор с постной рожей читает текст, еще постней; постится клерк, в престижном банке не разгибающий спины, постятся геи, лесбиянки, неонацисты и скины. Постятся дружно мент и киллер, являя преданность кресту. Постится Греф. В Газпроме Миллер постится на своем посту. Постятся, связанные словом (хоть что им, в сущности, слова?) Малахов, Познер с Соловьевым и финалисты «Дома-2». В рот не беря ни мант, ни плова, ни рыб, ни крупного скота, – постится Алла Пугачева, хотя она и так свята. Все визажисты-массажисты постятся, строги и чисты. Постятся буйные ЖЖисты [7] , постя пространные посты. Давно покинув двор московский, уйдя в другой видеоряд, постятся Дубов, Березовский и даже Невзлин, говорят. Гремя костями с голодухи, почти забывши вкус еды, постятся доблестные «духи» – за их постом следят деды! Постятся люди разных станов, наевшись масленых блинов: Каспаров, Патрушев, Касьянов, Фрадков, Медведев, Иванов, народы севера и юга, смиренный вятич, гордый жмуд – хотя привычно жрут друг друга, но больше ничего не жрут! Ликует зверь, ликует птица – им ежегодный отпуск дан! И лишь Кадыров не постится. Кадыров держит рамадан. Зато Чубайс, Сурков и Сечин, и сотни прочих местных звезд…

Но ведь Великий пост не вечен! Не все коту Великий пост! Не зря худеет Дерипаска, не зря Собчак устала есть… Придет апрель. Настанет Пасха. Услышит мир благую весть. И дед, и дух, и частный пристав, и теледиктор, и диджей, ряды чекистов и ЖЖистов, нацистов, клерков и бомжей, и «Наших» лающая стая, и член ЦК КПСС начнут лобзаться, восклицая:

– Христос воскрес! Христос воскрес!

В новом правительстве России по крайней мере четверо министров связаны семейными узами. Министр обороны приходится зятем премьеру, министр социального развития – жена министра промышленности. Я давно этого ждал.

Когда-то, чтобы числиться в элите, довольно было выползти из масс. Вы пролетариат – и вы рулите. Крестьянство вы – и шансы есть у вас. Конечно, весь народ по большей части в ничтожестве и страхе пребывал, а тех, кто кое-как дополз до власти, раз в десять лет рубили наповал; но ежели вы были пролетарий, с попами не замеченный в родстве, – вы изредка до власти долетали и кое-как могли осесть в Москве. И при наличье в голосе металла, да плюс еще чтоб лексика проста – подчас происхождения хватало с лихвой для получения поста. И вы могли, соперников обжулив, в счастливое пробиться меньшинство (по крайней мере тем, кто из буржуев, уж вовсе не светило ничего).

Но то, что Джилас кличет «новым классом», замкнулось в касту (он и предрекал). Они уже не доверяют массам, а доверяют только землякам. И скоро, чтоб карьерой насладиться, потребно было – кроме прочих мер – не просто пролетарием родиться, а земляком Хрущева, например. Происхожденье правящего класса зависело отныне от вождя – и уроженцы гордого Донбасса пошли во власть немного погодя, а следом короли Днепропетровска держали нашу Родину в узде… Страна не проявляла непокорства: землячества упрочились везде.

Пришла пора страну перенацелить, пошла без правил новая игра – и вскорости уже рулила челядь: охранники, прислуга, повара. Страна и это кротко принимала, никто ничьей карьере не мешал, – быть земляком уже считалось мало, решала близость к телу и ушам. Согласен, это трудное условье – пробраться на заветные места, – и потому у нас во властном слое осталось человек не больше ста. Естественно, страна жила на нерве под властию разнузданных чудил. Едва нашли преемника в резерве, который никогда не подводил.