Хуан Хименес - Испанские поэты XX века

Чтоб река та затерялась на арене круглой,
на луне, что притворилась светлым, кротким агнцем;
чтоб река исчезла в ночи рыбьего безмолвья,
затерялась в белой чаще дымов отвердевших.

Нет, лица его платками вы не закрывайте,
чтобы не привык он к смерти, в нем самом сокрытой.
Спи, Игнасьо, и не чувствуй жаркого мычанья.
Мчись, лети, покойся с миром. Так умрет и море.

Ты чужд быку, смоковнице, и коням,
и муравьям у твоего порога.
Тебя не знает вечер и ребенок, —
ушел ты навсегда, навеки умер.

Ты чужд хребту иссеченному камня,
атласу черному, в котором тлеешь.
Ты чужд своим немым воспоминаньям, —
ушел ты навсегда, навеки умер.

Придет к нам осень с гроздьями тумана,
улитками и снежными горами.
Никто в твой взор не взглянет светлым взором, —
ушел ты навсегда, навеки умер.

Да, потому что ты навеки умер,
как мертвые, оставившие землю,
как мертвые, которых забывают
средь кучи мусора и псов издохших.

Пусть чужд ты всем. Тебя я воспеваю.
Я сохраню твой мужественный облик,
и зрелость опыта, и жадность к смерти,
вкус терпкий губ твоих и привкус грусти
в веселой смелости твоих порывов.

Родится ли когда иль не родится
о судьбой такою бурной андалузец?
О красоте твоей пою со стоном,
и грустно шелестит в оливах ветер.

Дождик идет в Сантьяго,
сердце любовью полно́.
Белой камелией в небе
светится солнца пятно.

Дождик идет в Сантьяго:
ночи такие темны.
Трав серебро и грезы
дик закрывают луны.

Видишь, на камни улиц
падает тонкий хрусталь.
Видишь, как шлет тебе море
с ветром и мглу и печаль.

Шлет их тебе твое море,
солнцем Сантьяго забыт;
только с утра в моем сердце
капля дождя звенит.

Это праздник, праздник ночью,
праздник маленькой Пречистой
и ее ладьи!

Дева росту небольшого,
серебром блестит корона.
Племенных быков четверка
впряжена в ее повозку.

А стеклянные голубки
дождь несли с собою в горы.
Сквозь туманы сонм усопших
устремился в тесный город.

О Пречистая! Ты лаской
кроткий взор согрей коровий,
убери цветами плащ свой,
сняв их с савана усопшей.

Над Галисией высоко
в небесах восходят зори,
и Пречистая дорогу направляет
в дом свой, к морю.

Это праздник, праздник ночью,
праздник маленькой Пречистой
и ее ладьи!

В Буэнос-Айресе есть волынка,
та волынка над рекой Ла-Платой.
Норд на ней играет, влажным
серым ртом к ней прикасаясь.
Бедный парень Рамон де Сисмунди!
Там, на улице Эсмеральды,
грязь, и весь он испачкан грязью,
пылью ящиков и прилавков.
Вдоль по улицам бесконечным,
по зеленому берегу пампы
той порой галисийцы гуляли,
о долинах нездешних вздыхая.
Бедный парень Рамон де Сисмунди!
Он в волнах услыхал муиньейру {153} 153 Муиньейра — народный галисийский танец. ,
между тем как пасла его память
семь быков луны туманной.
Шел по берегу он речному,
шел по берегу он Ла-Платы,
там, где ивы и кони немые
вод стекло в этот час ломали.
Но не слышал он стона волынки,
великана волынщика в небе
не заметил со ртом крылатым.
Бедный парень Рамон де Сисмунди!
Хоть по берегу шел он Ла-Платы,
лишь увидел он дня угасанье
да багровую стену заката.

По берегу к броду пойдем мы безмолвно
взглянуть на подростка, что бросился в волны.

Воздушной тропою, безмолвно, пока
его в океан не умчала река.

Душа в нем рыдала от раны несносной,
баюкали бедную травы и сосны.

Луна над горою дожди разметала,
и лилий повсюду она набросала.

У бледного рта, что улыбкою светел,
камелией черной качается ветер.

Покиньте луга вы и горы! Безмолвно
глядите: вот тот, кого приняли волны.

Вы, темные люди, — в дорогу, пока
его в океан не умчала река.

Белеют там в небе туманы сплошные,
там исстари бродят быки водяные.

Ах, как под зеленой луной, средь долин,
над Силем {154} 154 Силь — река в Галисии. деревьев звенит тамбурин!

Скорее же, парни, скорей! Глубока,
его в океан увлекает река!

Встань, подруга моя дорогая!
Петухи новый день возвещают.
Встань, любимая, снова!
Слышишь? Ветер мычит коровой.

Ходят плуги между тем
из Сантьяго в Вифлеем.

В тонкой серебряной лодке
ангел в Сантьяго плывет,
из Вифлеема в той лодке
скорбь Галисии везет.

Галисии тихой, чьи мертвенны дали,
поросшие густо травою печали.
И той же травой поросло твое ложе,
и черные волны волос твоих тоже, —
волос, что к далеким морям бегут,
где тучи-голубки гнездо свое вьют.

Встань, подруга моя дорогая!
Петухи новый день возвещают.
Встань, любимая, снова!
Слышишь? Ветер мычит коровой.

Посмотри, как застыл,
побелел тот влюбленный!