Нонна Белавина - Стихи

Дом, в котором сыну стало тесно:
Все пути зовут!
И милей свободы неизвестность,
Чем семьи уют.

Что ж! Иди! И если сердцу больно,
Если тяжело вздохнуть,
Губы сжав, крещу тебя спокойно,
Отпуская в путь.

Жизнь, я все еще тебя целую!
И твоею дружбой дорожа,
Я кучу с тобой напропалую
На твоих чудесных кутежах.

Я весною каждой почке рада,
Летом море в пригоршни беру,
Я пляшу с октябрьским листопадом,
И на белом царствую пиру.

Знаю: ты мне скажешь — это слишком!
Старость грозно вздернула копье!
Но буянит, как шальной мальчишка,
Сердце непокорное мое.

И полно, как в юности, капризов,
И мечтой, как в юности, горя,
Посылает вечно дерзкий вызов
Сереньким листкам календаря.

Новый год? Но годы не волнуют.
Мне считаться с ними — недосуг.
Если все еще меня целует
Жизнь моя — мой самый страстный друг.

Как хорошо! Мы столько лет вдвоем,
Но не знаком нам серый призрак скуки.
Как часто мы по улице идем,
Держась — совсем по юному — за руки.

Как часто я в твоих глазах ловлю
Все тот же свет, что вспыхнул давним летом,
И с каждым днем сильней тебя люблю,
Совсем тебе не говоря об этом.

Да разве нам признания нужны,
Когда я жизнь, как праздник, славословлю.
Ведь нас связали нити седины
Навек неумирающей любовью.

Как будто все досказано уже,
Как будто все дочувствовано нами,
И кажется, что мы на рубеже
Предстанем с опустевшими руками.

Отдав друг другу все, что мы могли,
И всю любовь познав, до задыханья,
Мы словно ничего не сберегли
Для самого последнего прощанья.

Но разве ты не видишь, с каждым днем
Все ближе мы. Не может быть иначе:
Чем больше мы друг другу отдаем,
Тем сами все становимся богаче.

И, подойдя к последней из разлук,
Почувствуем душой, открытой настежь,
Что не разнять упрямо-сжатых рук,
В которых все земное наше счастье.

В разные храмы шли. Ходила она в синагогу,
А он молился в костеле у нарядных икон,
Где синеглазый Иисус, так непохожий на Бога,
Взирал с высоты на его короткий полупоклон.

Жизнь спокойно текла. И, о вере не споря,
Каждый к чужому Богу был равнодушен вполне.
Но поступью воровской к ним подбиралось горе…
Вдруг подошла болезнь и склонилась над ней.

Стали короткими дни. А ночи текли, как реки…
И не было сил прервать страданий липкую нить.
Куда же теперь идти — молиться о человеке?
О том, кто дороже всех, какого Бога молить?

В одну из страшных ночей он из дому тихо вышел
И поднял к небу глаза, зубами зажавши стон…
И долго молчал…
И Бог немую мольбу услышал.
Тот Бог, что един для всех, для всех людей и времен!..

Не ошибайтесь: молодость не в том,
Что волосы темны и губы ярки!
Бывают люди: розовым кустом
Им щедро сыплет молодость подарки,

Но этим людям не поднять руки,
Чтоб захватить все розовое чудо
И в двадцать лет такие — старики!
Нет, этим я завидовать не буду.

Не ошибайтесь! Молодость живет
В таких, что не взирая на седины,
Расправив плечи, рвутся все вперед,
Внимая жадно песням соловьиным,

И все равно, когда мы родились
(Для возраста у всех иные даты),
Важнее, чтоб душа взлетала ввысь,
Чтоб мы могли еще ценить закаты.

И даже помня, что когда-то смерть
Внезапно оборвет стихотворенье,
Могли б в глаза по-юному смотреть
И волноваться от прикосновенья.

Подольше б эту молодость сберечь!
Земным, веселым насладиться раем!
Поверьте: стоит самых лучших свеч
Игра, что жизнью называем!

Друг мой, друг мой! Я не с обидою
О тебе хочу говорить.
Нет! Я даже тебе завидую
В неуменьи твоем любить.

Как должно быть живется просто вам
Без любви — вот таким, как ты,
Без ожога ревности острого
Без томительной маяты.

Все ловя, что под руки валится,
Перелетом — с цветка на цветок, —
Хорошо вам жить, не печалиться:
Так летает в полях мотылек.

Впрочем, нет! Чего же завидовать?
Лучше мне таких пожалеть!
Ведь любовь, как цветок невиданный,
Может страшным огнем гореть,

Освещая своды суровые
Этой жизни, ставшей, как храм…
Нет! За жизнь твою мотыльковую
Ни одной слезы не отдам!..

Конец наступит совсем не тогда,
Когда неожиданно хлынет
С небес потопом библейским вода
И все живущее сгинет.

Конец наступает уже теперь,
Бунты грохочут, как бури,
И человек стал хуже, чем зверь,
Войну объявив культуре.

Взрываются бомбы всюду подряд,
В библиотеках, в музеях,
И книги горят, картины горят…
Спасайте же все скорее!

Ведь гибнут наука и красота
И то, что неповторимо:
Искусство! — Разбита уже Пиета
Каким-то из одержимых.

И ничего он не пощадит
Наш век преступный и черный.
И сотворенный Бернини, Давид
Пращу опустит покорно.

В тиши и мраке умрет земля…
Но через много столетий
Вернется ветер на круги своя
И солнце землю осветит.

Слетят корабли с далеких планет,
Пришелец странный и хмурый
Начнет везде отыскивать след
Погибшей нашей культуры.

Под слоем пепла, в сухой пыли
Покажется белый мрамор,
И встанут вновь из жаркой земли
Обломки статуй и храмов.

И засверкают опять города
Водой в фонтанах Бернини…
И камни нас оправдают тогда
За мир, где живем мы ныне!..

Прости нас, милый дом, что столько раз
Пренебрегая тем, чем мы богаты,
Грозились мы продать тебя, сердясь
На что-то, в чем ты не был виноватым.

А мы богаты прочностью твоей,
Твоим теплом, уютом и покоем.
О, подожди немного, не старей,
Чтоб до конца остаться нам с тобою.

Ведь долголетних приютив бродяг
(Нам прежний путь еще и ныне снится),
Ты отвечаешь нам на каждый шаг
Легчайшим скрипом каждой половицы.